Невидимые
Шрифт:
– Может, оставлю, а может, и продам опосля.
– Небось, втридорога?
– Тебе-то что за печаль? Кумекаешь - мало выторговала?
– Верно говоришь. Накинешь?
– Нет. Это крайняя цена. Ты и без того заломила.
– Так куда мне прийти? Сюда?
– Да, сюда же. К полудню.
– Ну, добро.
Матрена отправилась в обратный путь.Издалека, еще не подойдя к берегу, почуяла дым и заслышала крики. Сердце, не согласуясь с головой, подсказало: горел именно ее дом. Приподняв юбку, чтобы не путалась, прачка
Чутье не обмануло... Однако соседи тушили уже догоравший огонь. Благо, река находилась прямо под боком, да и люд поблизости жил, за свое добро шибко переживающий: перекинется пожар - весь квартал вмиг выгорит.
Поблизости, наблюдая за суетой, заливались слезами младшие, перепачканные в саже, словно черти.
Схватив ведро, Матрена присоединилась к гасителям.
Вскорости огонь потух окончательно. Сердечно поблагодарив соседей, прачка вошла в дом. Снаружи все выглядело куда хуже: на деле же выяснилось, что выгорели только сени да часть кухни, а комната и вовсе не пострадала.
Еще неделю назад событие бы надолго выбило Матрену из колеи, но сейчас она ощущала только легкое сожаление. Хибара, как и вся рухлядь в ней, так и так давно уже ни на что не годились.
Осмотрев ущерб, прачка вернулась на двор и устало рухнула на завалинку. Подбежали дети.
– Это вы, пакостники, учинили?
– беззлобно спросила она.
– Нет, мама! Не мы! Мы на речку ходили, пришли - а тут дядьки! Они вещи на улку кидали, а нас прогоняли. А потом все подожгли-ии...
– заныл сын.
– Что за дядьки?
– замерев, насторожилась Матрена.
– Чужие какие-то. Мы прежде их не видали.
Убираться нужно, прямо завтра же, как только лавочник заплатит. Матрена соберет всех своих птенцов и в очередной раз совьет новое гнездо где-нибудь подальше отсюда.
– Сестра-то ваша где?
– утирая нос младшему, спросила прачка.
– Ее дядьки забрали. С собой увезли на телеге!
– оба, вспомнив, вновь громко заголосили.
Матрена вздрогнула.
– Куда они поехали? - принялась трясти сына.
– Туда, - он неопределенно указал в сторону дороги. Ну, а какого ответа она ждала?
– Они что-то сказали? Хоть что?
– Да. Обзывались, - кивнула девчонка.
– И все? Просто так, не пойми с чего?
– Да-да! А еще велели передать мамке привет от старикаа-аа...
Матрена в сердцах оттолкнула ребенка.
Истории, которые рассказывали у дома Старого Леха... Невидимые убийцы?
Они - сомнений нет - точно искали сверток. Сразу догадались, что он у Матрены.
Боже, что она наделала?
***
– Мы не можем отменить постановку! Алексей Иваныч, одумайтесь!
– по-бабьи голосил Щукин, быстро ходя из угла в угол. От него рябило в глазах.
– Сядь!
Испугался, послушался. Только скулить не прекратил.
– Вы все потеряете! За ваши ведь средства переживаю!
– А не за свои?
Сдержанность давалась непросто.
Сейчас Алекса меньше всего беспокоила кретинская щукинская постановка. Он вообще терпеть не мог все это обезьянье кривляние. Для вложения стоило выбрать куда лучшее - и серьезное - дело. Но раз уж безмозглая Маруська так выпрашивала именно театр, то пришлось согласиться.
Алекс даже думать не хотел о том, сколько стоила забава. Позволял убеждать себя соловьиными байками о грядущих барышах. Только с чего бы им взяться?
А теперь эта тварь просто взяла и сбежала.
Алекс приложился к бутылке с дешевой мадерой.
Маруська так и не появилась после спектакля. Сперва он решил, что она, как бродячая шавка, снова умчалась с очередным псом. Неисправимо. Чего еще ждать от шалавы?
Приди эта сука обратно - ее ждала бы просто хорошая трепка.
Но она не явилась. Ни утром, ни днем. Минула вторая ночь - а ею и не запахло.
Вот дешевка! Неспроста ведь так ныла. Давно что-то замыслила. Ишь ты - кается да сожалеет. Куда там. Видать, кого пожирнее ухватила.
Обвела вокруг пальца, паскуда.
Алекс до боли сжал челюсти.
Мало того, что Маруська сбежала - так еще и совсем не известно, с кем. Кому и что она теперь разболтает - разумеется, выгородив себя?
И ведь никто не признавался, с кем она спуталась. Он аж кулак разбил о потасканную рожу ее лживой служанки - бесполезно. Похоже, Маруська настолько щедро платила. Деньгами Алекса. Без его помощи она бы их ни в жизнь не раздобыла.
Щукин продолжал верещать.
– Чего тебе надо? Разрешение? Тогда валяй, играй.
Распорядитель замолк, со страхом глядя на Алекса.
– Но... как? Как мы справимся без госпожи Елены? Что тут можно поправить, когда представление - через несколько часов?!
– Ты чего ныл? Хотел играть? Все, играй! И попробуйте только провалиться.
– Но... Помилуйте! У нас и без того имелось лишь семь человек актеров на тринадцать ролей, - в глазах Щукина блеснули слезы. Алекс с трудом утерпел, чтобы не вернуть их обратно.
– Из господ мы оставили лишь Вершинина, Тузенбаха и Соленого, как я вам и рассказывал. И надеялись, что должным образом представим хотя бы дам... Однако вы ведь гений, Алексей Иваныч! Верно: мы откажемся от Натальи - и тогда Драгунская станет Ириной.
Жирная да румяная ряха Щукина едва не треснула от радости.
Загоревшись, он бросился было на шею Алексу - но вовремя отпрянул. Поспешил из Маруськиной гримерной.
– Где Драгунская? Драгунская! Надежда, ты будешь Ириной. Играем! Играем, дамы и господа!
Двумя большими глотками Алекс допил бутылку и запустил ею в гримировочный стол. Тройное зеркало взвизгнуло и волной осколков схлынуло в комнату.
– Моя собственная гримерная. Моя мечта, - передразнил он Елену Парижскую.