Невидимые
Шрифт:
– Будет перечить матери, - прикрикнула Матрена.
Выйдя из дома, она отправилась на берег - но не туда, где стирали, а гораздо дальше.
Боязно: а вдруг кто уже обнаружил припрятанное? Но вроде нет: издали приметила сваленные ушаты, которые сама же и натащила. Под ними - песок да галька: копать удобно даже ладонью. Достав сверток, Матрена бдительно огляделась по сторонам - не смотрит ли кто? Задрала юбку, осторожно уложила вещицу в чулок и для надежности перемотала лентой - сверху и снизу. Как только доставать-то? Смеху будет...
Удостоверившись, что ноша держится крепко, Матрена мелкими шагами отправилась на базар, в лавку старьевщика. Несмотря на дополуденное время, солнце палило, вызывая жажду и головную боль. Темя напекло и через платок.
Она пришла раньше, чем назначали.
На этот раз в лавке был не только старьевщик, но и незнакомец - морщинистый, с длинными седыми усами, свисавшими на острый подбородок. Они что-то обсуждали, но с приходом прачки беседа прервалась.
Матрена сделала вид, будто заглянула за покупками, и принялась рассматривать оббитых фарфоровых барышень.
– Что же не здороваешься, Мотя? На сей-то раз принесла, что обещала?
– окликнул старьевщик.
– Здравствуйте, судари, - она легко поклонилась и долгим взглядом окинула посетителя.
– Не бойся. Это и есть покупатель.
Господин кивнул.
– Как так? Ты сказал, будто сам...
– Ну, мало ли, что сказал. Ты тоже уговор не сдержала. Принесла?
– Принесла.
– Ну, тогда показывай.
Лавочник подошел к двери и накинул засов.
– Чтоб не мешали.
Разумно, но Матрене отчего-то не понравилось.
– Ну ладно... Отвернитесь-ка.
Прачка достала сверток, раскрыла, сбросив тряпье под ноги.
– Вот!
– Вы это ищете, господин?
– спросил старьевщик.
– Оно самое!
– подтвердил вислоусый.
– Дай-ка поближе посмотреть.
– Сначала платите, сударь, а потом смотрите, сколько захочется.
– Э-эх... Кто так торгует. Откуда мне знать - может, подделка? Знаешь, сколько их развелось, Матрена? Вот скажи - откуда она у тебя?
– Неважно.
– Очень важно! Если скажешь правду и я пойму, что не врешь - получишь свои деньги.
Господин достал кошелек, расстегнул, показал содержимое - много-много бумажек, на которые, поди, не то что снять другой дом - новую жизнь купить можно.
– Ну же?
– Мое. От бабки досталось.
Вислоусый махнул рукой - дескать, пустой разговор.
– Ну, говорил же тебе, что тут ничего путного не купишь... Каждый обуть норовит. Зря ты меня от дела отнял, да еще и по такой жаре, - обратился он к лавочнику.
– Эх, простите, господин, - тот снова направился к двери, видимо, собираясь ее отворить.
– Ну, чего? Иди, шельма, и больше не появляйся. Дельных людей не тревожь.
– Да настоящее у меня! Самое, что ни на есть! Он собирал то, что из других стран свозили, - опешив, поспешила оправдаться Матрена.
– Кто - "он"?
– спросил господин.
– Хозяин мой... Старый Лех Коховский.
Вислоусый одобрительно кивнул.
– Слыхал про его коллекцию. Авось и впрямь подлинное. Как ты ее из дома-то вытянула?
– Да никак... Помер ведь Старый Лех... Неужто не слышали?
– Помер? Когда?
– Так почти неделю назад, в прошлый вторник. Убили его. Невидимки.
– О, невидимки... Хм. Интересно. Ну так что, покажешь?
Старик, ухмыляясь, двинулся в ее сторону. Ничего особенного: хочет посмотреть... Матрена отступила на шаг, спрятав руки за спину.
Он подошел почти вплотную.
Еще шаг. Успеет ли она отворить запор и выскочить?
Господин толкнул Матрену в угол, и, без особо труда разжав ей пальцы, вытащил то, что они сжимали. Опустив предмет в своей карман, ухмыльнулся:
– Ну, что дальше делать будем, Матрена?
***
Пристукивая каблуками по полу, Алекс допивал очередную бутылку.
Ночь он провел в театре, спать не ложился. Выпито - не пересчитать. Обычно хмелел медленно, но тут уже перебор. Нажрался изрядно.
Развезло - подобрел.
В узкой гримерке - не чета Маруськиной - собрались все актеришки.
Щукин - румяный, потный, щеки блестели жиром, как масленый блин - опять разливал вино по стаканам.
– За первый день нашего великого успеха!
Алекс в эту чушь не вникал. Но, судя по восторгам, покривлялись накануне удачно. Маруська, если бы не сбежала, сейчас бы тоже здесь от радости корчилась.
– Кто бы мог подумать, что мы справимся!
– рассмеялась над головой Надька Драгунская.
Она сидела на подлокотнике кресла.
– Как это кто? Я! Я всегда говорил: мы - отличный театр! Мы еще покажем этому скучному городу, что такое настоящее искусство!
– заливал Щукин.
Уже качался, но языком трепал складно.
– А все спасибо нашему благодетелю! За здоровье нашего основателя - Алексея Иваныча!
– За здоровье!
Стаканы звонко сошлись. Алекс тоже приветственно поднял бутылку и отхлебнул.
Надька все терлась рядом, точно кошка:
– Удивительно - вот так сыграть Ирину! Вы не представляете, что за чудо, когда публика так живо реагирует.
– За наших прекрасных сестер - Драгунскую, Шишкову и Афанасьеву!
– снова сообщил Щукин.
– А я ведь госпоже Елене не чета. Даже роль-то ее толком не знала. Так, не более трех раз весь сценарий от начала просматривала. Но нас вызвали на бис!
Надоело.
Алекс залпом допил, отставил бутылку, и, пошатываясь, вышел.