Невидимый страж

Редондо Долорес

— Я знаю, что я должен делать, — резко ответил Падуа.

30

Дождь, который не прекращался весь день, усилился, когда они уже подъезжали к Элисондо. Стремительно сгустившиеся сумерки, крадучись, улизнули на запад, и Амайя в который уже раз почувствовала себя обворованной. Это ощущение неизменно сопровождало все зимние вечера, но ей никак не удавалось к нему привыкнуть, и у нее каждый день портилось настроение, заставляя ее бороться с разочарованием, извечным спутником жертв мошенничества и обмана. Густой туман медленно спустился по горным склонам, всей своей тяжестью навалившись на долину. Плотная пелена колыхалась всего в нескольких метрах от земли, усиливая сходство нового полицейского комиссариата Элисондо с болтающимся посреди моря кораблем.

Амайя загрузила в компьютер фотографии, которые они сегодня

утром сделали в хижине, и на целый час погрузилась в детальное изучение снимков. Место, избранное убийцей Йоханы, само по себе говорило о многом. Картина преступления настолько отличалось от того, что им стало известно о предыдущих убийствах, что волей-неволей заставляло задуматься. Почему он выбрал именно это, а не какое-либо другое место? Падуа сказал, что этой хижиной часто пользуются охотники и туристы, но охотничий сезон давно окончился, а туристы явятся весной, никак не раньше. Тот, кто привез в нее Йохану, должен был об этом знать. Наверняка он сделал это в полной уверенности, что ему никто не помешает совершить задуманное. Она снова вернулась к фотографии, сделанной в том месте, где начиналась тропинка и откуда хижина была совершенно незаметна. Она взяла телефон и набрала номер лейтенанта Падуа.

— Инспектор Саласар, я как раз собирался вам звонить. Мы привезли Инес к банкомату, и она подтвердила, что ее супруг полностью опустошил их банковский счет. Судя по всему, он сделал это, как только она ушла из дома. Паспорта дома тоже нет. Мы уже уведомили вокзалы и аэропорты.

— Хорошо, но я звоню вам по другому поводу.

— Слушаю вас.

— Кем работал Джейсон Медина?

— Он автомеханик, работал в какой-то из местных мастерских… менял масло и покрышки… Мы уже запросили ордер на обыск…

В комиссариате было очень тихо. После напряженного дня, проведенного в Памплоне, Амайя отправила Хонана и Ириарте перекусить, как только они вернулись в Элисондо.

— Мне кажется, мне кусок в горло не полезет, — сознался Хонан.

— Все равно иди, поешь. Бутерброд с кальмарами и бокал вина способны сотворить чудо, вот увидишь.

Держа в руке чашку такого горячего кофе, что его приходилось пить крохотными глоточками, Амайя изучала фотографии места преступления в полной уверенности, что в них содержится нечто такое, чего она пока не заметила. За ее спиной раздавалось тихое шуршание бумаги, доносящееся от стола Сабальсы.

— Вы провели здесь весь день? — обратилась она к помощнику инспектора.

Его спина вдруг напряглась, как будто ему стало не по себе.

— Я был здесь утром, а после обеда выходил.

— Полагаю, без особых результатов.

— Да, особых новостей нет. Фредди по-прежнему находится в стабильно тяжелом состоянии, и из лаборатории пока ничего не сообщили. Хотя звонили спецы по медведям и говорили что-то насчет того, что у вас была назначена с ними встреча, на которую вы не явились. Я им уже объяснил, что сегодня вы не могли с ними встретиться. Они оставили несколько телефонных номеров и свой адрес. Они остановились в отеле «Бастан». Это километрах в пяти отсюда.

— Я знаю, где это.

— Точно. Вечно я забываю, что вы местная.

Амайя подумала, что никогда еще не чувствовала себя менее местной, чем сейчас.

— Я позвоню им попозже…

Какое-то мгновение она колебалась, спрашивать о Монтесе или нет, и в конце концов решилась:

— Сабальса, вам случайно неизвестно, заглядывал ли сюда сегодня инспектор Монтес?

— Около часу дня. Мы как раз получили ордер на анализы муки, и он ездил со мной в один из цехов в Вера-де-Бидасоа, после чего мы посетили еще пять кондитерских в долине. Покончив с этим, мы вернулись сюда и отправили образцы в лабораторию.

Рассказывая о своей работе, Сабальса заметно нервничал, как будто стоял перед экзаменатором. Амайя вспомнила инцидент в больнице и решила, что, возможно, помощник инспектора Сабальса относится к людям, которые любую критику воспринимают как что-то личное.

— …Инспектор?

— Простите, я отвлеклась.

— Я говорил, что мне кажется, что все идет хорошо. Мы ведь делаем все возможное…

— О да, все хорошо, очень хорошо. Мы сделали все, что могли, и теперь нам только остается дождаться результатов.

Сабальса не ответил. Он уже снова погрузился в изучение и сопоставление информации, распечатанной на целой стопке бумаги у него на столе. Когда Амайя отвернулась к компьютеру, он поднял на нее глаза. Она ему не нравилась. Он и раньше слышал об этой женщине, звезде сыска, стажировавшейся в ФБР в Соединенных Штатах. Теперь, познакомившись с ней, он считал ее заносчивой и хитрой выскочкой, которая, похоже, ожидала, что все будут перед ней благоговеть и расшаркиваться. Он испытывал в ее присутствии неловкость, потому что понимал, что в этой истории с сестрой инспектор Саласар оказалась не на высоте, но с тех пор, как она здесь очутилась, даже Ириарте был склонен смотреть сквозь пальцы на подобные вещи, которые, если честно, не имели особого значения. А теперь еще эта ее озабоченность Монтесом. Этот парень был представителем старой школы, и уж он точно нравился Сабальсе, хотя он

и отдавал себе отчет в том, что отчасти эта симпатия объясняется тем, что инспектор оказался настоящим мужиком и сумел дать отпор этой зазнайке. Ну а сам он… Порой на него наваливалось отчаяние, вызванное тем, что им никак не удавалось сдвинуть расследование с мертвой точки, и необходимостью сносить озарения инспектора Саласар, которая, по его мнению, только и делала, что ошибалась. Он задавался вопросом, сколько времени потребуется главному комиссару, чтобы передать это дело толковому инспектору, вместо того чтобы позволять этой Саласар изображать из себя блестящего детектива из американского сериала. У него в кармане завибрировал мобильный телефон, подавая ему беззвучный сигнал о том, что он получил новое сообщение. Еще не открыв сообщение, он узнал номер, с которого оно пришло. Он удалил его номер еще несколько месяцев назад, но он продолжал слать ему сообщения, и Сабальса продолжал их открывать. На дисплее светился мужской торс, покрытый мелкими каплями пота. Он мгновенно узнал это тело, и его охватил мучительный приступ желания, заставивший его бессознательно провести языком по губам. Внезапно он вспомнил, где находится, и, стыдливо прикрыв телефон ладонью, оглянулся через плечо, как будто опасаясь увидеть кого-то у себя за спиной. Он закрыл фото, но удалять его не стал. Он отлично знал, что будет дальше. На протяжении нескольких дней его настроение будет неуклонно ухудшаться по мере того, как будет разрастаться его чувство вины. Он хотел продолжать развивать отношения с Марисой. Они были вместе уже восемь месяцев, и он любил эту красивую милую женщину. Они отлично ладили, но… Этот снимок будет терзать его всю неделю, только потому, что набраться смелости и удалить его он не сможет. Он знал, что будет говорить себе, что обязательно это сделает, но вечерами, оставаясь в одиночестве, после того как Мариса вернется к себе домой, он будет просматривать фотографии в «самый последний раз» перед тем, как их стереть. И он не только их не удалит, но ему придется сделать над собой огромное усилие, чтобы не набрать номер Санти и не попросить его приехать к нему, чтобы победить безумное желание, завладевшее его телом.

Они познакомились год назад в тренажерном зале. На тот момент Санти уже два года встречался с девушкой, а у Сабальсы не было никого. Они несколько раз договаривались о совместных пробежках, иногда встречались, чтобы пропустить стаканчик-другой, и он даже познакомил приятеля с двумя девушками, с которыми у него были скоротечные романы. Но однажды утром, когда они вернулись с пробежки, Санти принимал душ у него дома, потому что из них двоих Сабальса жил ближе к их беговым маршрутам. Дело было прошлым летом… Санти вышел из душа обнаженный и влажный… Они посмотрели друг другу в глаза и мгновение спустя уже лежали в постели. На протяжении недели они каждое утро встречались у него дома. Каждое утро мощное желание брало верх над его смятением, после чего он принимал твердое решение — это не должно повториться. Спустя неделю он снова появился на работе. И начал серьезно встречаться с Марисой. Он сообщил Санти о том, что они больше не увидятся, и попросил его больше ему не звонить. Оба исполнили свои обещания, но Санти оказывал постоянное пассивное сопротивление его решению разорвать отношения. Он ему больше не звонил. Вместо этого он присылал ему фотографии своего обнаженного тела, которые будоражили его так сильно, что Сабальса не мог думать ни о чем, кроме Санти и секса с ним. Эти фотографии завладевали его сознанием, приводя его в состояние неописуемого возбуждения. А с учетом того, что секс с Марисой сводился к некому подобию кошачьих воплей, убивавших его желание, снова и снова в его памяти возникали страстные, головокружительные и лихорадочные встречи с Санти. Он испытывал постоянное раздражение и беспокойство, как человек, ожидающий каких-то изменений, которые позволят разрешить его проблему, или бури, способной все разметать и раз и навсегда покончить с его смятением. И тогда наступит новое утро, и он встанет с постели и поймет, что его больше не преследуют последние восемь месяцев его жизни, что он свободен. Спрашивая себя, как долго он способен выдержать подобное давление, он снова посмотрел на инспектора Саласар. Она сидела за компьютером, прокручивая фотографии, на которые каждый из них таращился не один час, и возненавидел ее за все сразу.

Амайя в сотый раз, не меньше, впилась взглядом в снимки, сделанные в хижине. К камину была прислонена старая соломенная метла, частично прикрывающая небольшую кучку мусора. Она вернулась к предыдущему кадру и в несколько раз увеличила изображение. Наконец, обретя полную уверенность относительно того, что она видит, она набрала домашний номер Инес.

— Добрый вечер, Инес, это инспектор Саласар, — произнесла она, когда в трубке раздался голос несчастной женщины.

В течение двух или трех минут она выслушивала подробности того, что мать Йоханы обнаружила, вернувшись домой, включая рассказ о пропавших деньгах и исчезнувших документах. Она терпеливо ожидала, пока женщина выговорится, выплеснув все свое граничащее с торжеством волнение, вызванное тем, что ее подозрения подтвердились. Когда лавина слов иссякла, Амайя заговорила: