Невидимый свет
Шрифт:
– Значит, ты учился в Принстоне, – верещала девушка. – А почему бросил?
– Понимаешь, мои родители разошлись. А я знал, что маме будет тяжело, и потому не захотел оставаться вдали от нее, за тысячу двести миль. Последний год жил в Оклахома-Сити, работал в «Дейли Оклахомен». И к тому же Восток мне не очень нравится. Я всю жизнь пытался выбраться из Оклахомы, потому что считал, что слишком хорош для Оклахомы. Мне удалось пробраться в Лигу плюща, [28] но, оказалось, народ там какой-то мелкий. Сущие фанатики и расисты. Они смотрят на мир через искажающую призму. Все, кто вне их круга, неотесанные нацисты; любой, у кого есть оружие
28
группа самых престижных частных колледжей и университетов на северо-востоке США. Название связано с тем, что по английской традиции стены университетов – членов Лиги увиты плющом
– Да будет тебе. Уверена, ты обязательно найдешь свое место в жизни. Ты потрясающе умный парень.
– Был умный. В Оклахоме я так проявил себя. А потом уехал в Нью-Джерси и превратился в обычное дерьмо без гроша в кармане.
Девушка улыбнулась.
– А ты же вроде писатель?
– Непубликуемый. Но блестящий.
– Так ты пишешь книгу о Бобе Гвоздильщике?
– Нет. Секреты Боба засели в нем так глубоко, что пытаться извлечь их бесполезно. Он всю свою жизнь стремился доказать, что достоин собственного отца. И доказал – в отличие от всех нас. Сам он так не считает, а я это заявляю с уверенностью. Как бы там ни было, книгу я хочу писать о его отце – об отважном Эрле Суэггере, награжденном Почетной медалью Конгресса за героизм, проявленный в сражении на Иводзиме, а погибшем в итоге в перестрелке с белой швалью. Я думаю посвятить повествование последнему дню его жизни, в котором нашел отражение целый комплекс патологических аномалий американской жизни.
– Интересная задумка. Мне нравится идея символического эпизода: познание макромира через воспроизведение и анализ микромира.
– Ну и ну, – воскликнул Расс. – Да ты, должно быть, филолог.
– Учусь на третьем курсе в Вандербилте.
– Хороший университет.
– Спасибо. Сейчас пишу курсовую по Рэймонду Карр… – Фамилии Расс не уловил.
Рэймонд? Писатель? Начинается с «К», в середине или в конце «Р»? Расс запаниковал. Может, «Карвер»? Он сроду не читал никакого Карвера. А может, все-таки Чандлер? Это уже лучше. Чандлера он тоже не читал, но представление о его творчестве имеет.
– Лос-анджелесский частный детектив? Неоновые огни и прочее.
– Да, – подтвердила девушка, и Расс вздохнул с облегчением. – Хотя главное не это. Он – хороший рассказчик. Наверно, во мне говорит южанка, но мне нравится, когда можно просто погрузиться в книгу, забыв обо всем. Твоя книга будет столь же интересной?
– Да, – ответил Расс, – надеюсь.
– Много уже написал?
– Вообще-то, мы пока еще только собираем материал. Послушай, я немного запутался. Ты кто?
– О, – рассмеялась девушка. – Внучка. Ты знал дедушку?
– Теперь ясно. Познакомился с ним незадолго до его смерти. Вместе с Бобом его навещал. Ну, скажу тебе, сварливый старик. Мне тоже от него чуток досталось.
– Сварливый – не то слово. Настоящий тиран. Но в общем-то полезный человек, нужный, – сказала девушка. – И добрый. В душе. Правда, в последнее время на него находило.
– Да, мы заметили. Но он так мужественно боролся с этим. Арканзасский король Лир. – Расс мысленно похвалил себя за реплику о Лире, хотя само произведение тоже не читал.
– Особенный человек. Тиран, диктатор,
– Теперь рождаются такие, как я, – заявил Расс, рассмешив девушку. – И, надо признать, это означает, что человечество вырождается.
– Да ладно тебе, Расс. Ты еще внесешь свою лепту.
– А ты… чья дочь?
– Мой отец – Джон, старший сын дедушки. Он врач в Литл-Роке, терапевт. А я – Джинни.
– Джинни Нью-йоркская? Я слышал, кто-то тебя так назвал.
– Ах, это Пошлым летом я проходила стажировку в журнале «Мадемуазель» в Нью-Йорке.
– А-а, – протянул Расс. Черт, она его опередила!
– Только тем и занималась, что подавала кофе размалеванным дурам, которые сначала принимали наркотики, а потом переключились на аэробных. Толку никакого.
– Толк будет. По крайней мере, так говорят.
– Слышал скандальную новость?
– Нет. А что случилось?
– Все негры переполошились. Мне только что сообщила моя подруга, Тениль. Вон она со своей матерью.
– Я не…
– Дедушка получил «Серебряную звезду» за проявленное мужество в битве за «выступ», [29] но воистину героем он проявил себя тогда, когда добился наказания для белого человека за убийство негра. Преступника зовут Джед Поузи.
29
После высадки союзников в Нормандии в декабре 1944 г. немецкие войска предприняли контрнаступление в Арденнах, в результате которого с немецкой сторона на линии фронта образовался выступ глубиной в 100 км и соответствующая «вмятина» со стороны союзников. В результате ускорения сроков готовившегося наступления Красной Армии, вынудившего немецкое командование начать переброску своих войск из Арденн на Восточный фронт, в январе 1945 г. союзники смогли вновь перейти в наступление и ликвидировать «выступ»
Эту фамилию Расс где-то слышал, но в связи с чем, вспомнить не мог.
– В тысяча девятьсот шестьдесят втором году он возле бензоколонки забил до смерти лопатой одного из лидеров движения за гражданские права.
– Ах, да, – произнес Расс. – Пока от моих изысканий одна польза: я становлюсь специалистом в области исследования фолкнеровского субстрата арканзасского округа Полк.
– Фолкнер, будь он урожденным арканзасцем, завоевал бы две Нобелевские премии, – если бы, конечно, не упился до смерти раньше времени. Как бы там ни было, дедушка призвал убийцу к ответу. Смертной казни он для Джеда Поузи не добился, зато отправил его в тюрьму на пожизненное заключение.
– И что потом? – поинтересовался Расс.
– Дедушке это стояло выборов. Его на двенадцать лет отлучили от должности окружного прокурора, которую он до этого занимал восемнадцать лет. В 1974 году он наконец опять победил на выборах и прослужил на этом посту еще восемь лет. К тому времени он стал сторонником движения, выступающего в защиту права на владение оружием. Представляешь?
– С трудом, – ответил Расс.
– Ну вот, а только что его выпустили на свободу. Джеда Поузи. Освободили через два дня после смерти дедушки.
– Боже, – ужаснулся Расс. – Какое неуважение!
– Нет, – возразила Джинни. – Это Арканзас.
И вдруг Расс словно перенесся в другое измерение. Поминки, гул голосов, толпа, даже милая умница Джинни Винсент, – все отступило куда-то.
Перед глазами стояло только имя, выведенное угловатым почерком где-то на чем-то, – где и на чем, он не мог вспомнить. Джед Поузи.
В каком-то списке.
Лем Толливер.
Лам Поузи.
Поп Двайер.
Что это за список?
– Расс? Тебе плохо?