Невидимый враг

д'Ивуа Поль

— Короче, — вскричал Арман, — вы обращаете разговор по телефону в телефонограмму…

— Именно. И мне приходится только ежедневно менять исписанные куски бумажной ленты, и у меня перед глазами появляются все интимные переговоры жителей города.

Журналист едва мог опомниться от изумления. Этот способ оставлял за собой все способы, которые употребляют все наиболее осведомленные газеты. Это было практическое осуществление возможности всегда знать настроение общества, его мнение по каждому вопросу.

Оллсмайн был очень доволен

впечатлением, которое произвело на Армана его изобретение. Он дружески взял журналиста за руку.

— Свертки бумаги расположены под столом, — продолжал он свое объяснение. — Каждая лента имеет в длину около семисот метров, а ежедневно тратится семь метров ленты. Следовательно, лента заменяется ровно через сто дней.

— Все это очень понятно, — сказал Арман, — но чем же я-то могу вам быть полезным?

— Сейчас я объясню вам.

— Слушаю, слушаю!

— Видите ли, в чем дело, — начал Оллсмайн, инстинктивно понижая голос, — мое ежедневное присутствие на центральной станции может обратить на себя внимание. Вас же никто не знает, и, являясь сюда каждый день, вы не возбудите ничьих подозрений. Я надеюсь, что вы согласитесь взять на себя обязанность каждое утро отрезать куски бумажной ленты и передавать их мне…

— С удовольствием.

— Наш общий враг, Триплекс, умеет вести свои дела. Он не пользуется ни почтой, ни телеграфом. Следовательно, для сообщения со своими сообщниками он должен пользоваться телефоном. Значит, вы одобряете мою мысль?

— Вполне. И в доказательство этого, я немедленно вступаю в исполнение своих обязанностей ножницами.

Лаваред принялся обрезать концы бумажных лент и передавать их Оллсмайну. А тот с довольным видом стал свертывать их, надевать на них резиновые колечки и аккуратно складывать в свой портфель.

За двадцать минут Лаваред закончил эту работу и вместе с Оллсмайном они вышли из комнаты. Начальник полиции тщательно запер дверь, объяснил Арману секрет замка и передал ему ключ.

— С этой минуты — сказал он, — вы будете единственным начальником этого бюро. Я рассчитываю на вас, а вы вполне рассчитывайте на меня.

* * *

Уже целых пять дней Арман ежедневно приходил на телефонную станцию, аккуратно собирал исписанные бумажные ленты и передавал их Оллсмайну. Но до сих пор начальник полиции не находил там ничего интересного. Неужели корсар Триплекс обходился даже без помощи телефона для сношения со своими подчиненными?

На шестой день Оллсмайн опять сидел у себя в кабинете и с видимым неудовольствием рассматривал принесенные ему Арманом ленты.

— Ничего, как есть ничего! — ворчал он.

Действительно, кроме коммерческих да семейных разговоров он не находил ничего нового в свертках.

«Примите пятьдесят кусков сукна номер семь», — читал он.

— К черту купцов!

«Крошка Коко очень доволен своим паяцем…» — продолжал он.

— К черту детей с их игрушками!

Но он мог сколько угодно поминать черта и все-таки не находил ничего, что бы касалось его смертельного врага. Наконец, взяв в руки последний сверток, но не сразу развернул его.

— К чему? — бормотал он. — Нет, прочту, — решил он, призвав на помощь всю свою волю. — Надо дело доделать до конца!

Один метр, другой, четыре метра ленты прошло уже перед глазами Оллсмайна, его лицо выражало утомление и скуку. Но вдруг молния сверкнула в его глаза. Он вскочил и вслух прочитал так взволновавший его разговор:

— Соедините номер 157—22.

— Готово, месье, 157—22.

— Вы, Гуди?

— Да, Фэрноз.

— Исполнены ли приказания Капитана Тройного?

— Да. А как он поживает?

— Вероятно, хорошо. Он отправился на золотые россыпи в пустыне Сэнди, что около Бримстонских гор.

— Далековато.

— Не очень. Морем до устья Шэма, потом вверх по реке и через три дня он будет у «Трех Стрел».

— И там возьмет свидетеля…

— Который будет очень неприятен господину Все-Моё.

— Прекрасно. Нового ничего?

— Ничего.

— До свидания, Фэрноз.

— До свидания, Гуди!

С минуту еще Оллсмайн стоял неподвижно, обдумывая, что предпринять в связи с этим открытием. Он не сомневался. Господин Тройной и господин Все-Моё, о которых говорили невидимые собеседники, это были Триплекс и он сам. Все эти псевдонимы были очень прозрачными. Это же простой перевод с латинского имени Триплекс и английского Оллсмайн. [6]

6

Triplex (лат.) — Тройной; All is Mine (англ.) — Все Моё.

— Puff over! — вскричал начальник полиции. — Теперь он у меня в руках!

И, схватив шляпу, он отправился к Лавареду, которого и нашел в общей зале, занятым чтением газет. Подойдя к Арману, он дотронулся до его плеча:

— Сэр Лаваред.

Парижанин поднял голову:

— А, это вы, сэр Оллсмайн?

— Да, это я.

— Чему я обязан таким приятным посещением?

— У меня есть к вам серьезное дело.

— Серьезное? А между тем вы смеетесь.

— Это только доказывает, что дело серьезное, и даже важное.

Арман промолчал, но его лицо выразило крайнее любопытство.

— Послушайте, вы путешественник? — спросил его Оллсмайн, не отвечая на немой вопрос своего собеседника.

— Если не по ремеслу, то в силу обстоятельств.

— Вас не пугает перспектива уехать на месяц?

— Нет, но…

— Угодно вам объявить завтра утром, что вы едете в Новую Зеландию?

Лаваред подскочил на стуле.

— Куда? В Новую Зеландию?

— Прежде всего, дайте слово, что вы никому не скажете ничего другого.