Невидимый враг
Шрифт:
Разговор возбуждает жажду, и потому попойка не прекращалась, и стаканы осушали довольно быстро.
Вскоре запас напитков иссяк, все заметили, что наступила полночь и, распростившись с гостеприимным хозяином, разошлись по домам, Иеремия Лукер остался наедине с женой.
— Я лягу, — сказала она. — Я, должно быть, много съела земляники и теперь чувствую себя не совсем здоровой.
Муж имел достаточные основания предполагать, что не земляника была причиной внезапного нездоровья жены. Молодая женщина, конечно, только из вежливости, выпила бренди не
— Ну, хорошо, спи, моя уточка, — нежно сказал он жене. — А я пойду сделаю обход. Никогда не следует пренебрегать своими обязанностями.
Больная тотчас же ушла к себе, а сторож стал зажигать фонарь. Но его руки так задрожали, что он никак не мог справиться с этой задачей.
— И не нужен мне этот фонарь, когда есть луна! — заметил он после нескольких бесплодных попыток. — И так я увижу. Ну и бренди! Даже у меня голова как будто кружится. Не дурно будет пройтись.
И, слегка пошатываясь, он подошел к доске, на которой висели ключи от ворот и потерн кладбища.
— Что за притча! — вскричал он. — Как будто нет ключа от потерны номер четыре. Добро бы, я видел два ключа на одном номере, это случается, когда выпьешь. А то вишь ты! Ни одного!
Он протер глаза и еще раз посмотрел на пустое место.
— Нет, ушел ключ! Да не беда, без ног далеко не уйдет. Тут он где-нибудь. В такой толкотне, как сегодня, нет ничего мудреного, что он куда-нибудь завалился. Ну, идти, так идти!
И, отворив дверь, он вышел на воздух.
Правда, ночь была лунная, но после жаркого дня от земли поднимался пар, и в воздухе висел молочно-белый туман, которому лунный свет придавал опаловые оттенки.
— Ах, провались ты, туман! Вот уж некстати! Черт меня знает почему, но я что-то не совсем ясно вижу.
И, ворча, он поплелся по аллеям кладбища.
— Ну и дорога! Кочки какие-то! Никак и не пройдешь прямо, — бормотал он, качаясь то туда, то сюда.
Дорога, на которую ворчал почтенный сторож, была, конечно, ни в чем не виновата. Виновно было бренди. Но, к чести Иеремии, надо сознаться, что, хотя его тело и покачивалось, но дух был бодр, а чувство долга устойчиво.
— А чудные эти памятники в тумане! Точно войско, а я будто генерал. Да и впрямь войско! Если бы все, что тут лежат, встали, появилась бы армия. Только нет, шалишь, не встанешь, как говорил сейчас Фок. У, чудак этот Фок со своими привидениями… И выдумает тоже! Ха-ха-ха!
Смех пьяницы прокатился эхом между памятниками.
Лукер остановился и огляделся.
— Это еще что?!
Он прислушался, но было тихо.
— Это бренди шумит в голове, — пробормотал он. — Но что за притча! Кладбище как будто стало больше, идешь, идешь, а конца все нет! Уж это начальство! Вероятно, оно распорядилось расширить ограду без моего ведома. То есть никакого порядка!
Ветерок прошумел в деревьях и задел своим свежим дыханием горячую щеку пьяницы.
— Это еще что за фамильярности! Кто смеет хватать меня за нос?
Он поднял руку к лицу и сейчас же другой рукой схватил свою же руку.
— Рука! Ну нет, не уйдешь. Что за безобразие? Какая-то рука шляется ночью по кладбищу. Ну и задам же я своим подручным! — И Иеремия все крепче сжимал руку, не замечая, что это его же рука. Ему стало страшно. Он начал барахтаться, возиться, в этой борьбе с самим собою ударился локтем о памятник. Он тут же выпустил свою руку.
— А, драться?! Постой же ты! Да где же ты? И руки тоже нет. Нет, непременно выпрошу у начальства собаку, а то и двух. Это будет удобнее.
Он становился все пьянее.
— Вот чудеса! Я смеялся в школе над учителем, когда он толковал, будто земля вертится! А теперь выходит, что он прав! Извините, господин магистр, действительно вертится, теперь-то я это и сам уже чувствую.
И действительно, бедняге казалось, будто земля уходит у него из-под ног. Причудливые надгробия, кресты, плиты, аналои, часовни кружились в одну сторону, небо и звезды — в другую, чтобы не упасть, он уцепился за угол часовни.
— Хорошо, что ты тут, бедняга, — обратился он мысленно к покойнику, лежавшему под этой часовней. — Хорошо, что ты тут, а то я бы упал. И чего это земля так развертелась? Право, я куда-нибудь выйду, экипаж что-то уж слишком беспокоен…
Ноги его подкосились, и он сел на землю, прислонившись спиной к памятнику. Очутившись в этом положении, он сразу же почувствовал облегчение.
— Д-а, так-то лучше! Вертись, вертись, матушка, — обратился он к земле. — Теперь я сел…
Но вдруг он замолчал и вытаращил глаза. Дыхание сперло в его груди.
— Это что еще?! Теперь заходили! Это уж не руки, а ноги.
Он подался вперед, стараясь увидеть тех, чьи шаги донеслись до его слуха.
— Наверно, заблудились, как я… ведь не на бал же пришли, не на митинг! Да и идут-то как-то чудно! Тоже небось хватили, голубчики?
В нем пробудилось сочувствие пьяного к пьяным.
— Надо их проводить, — забормотал он. — Но как они сюда попали? Значит, стену-то не расширили, а совсем сломали? Уж это мне начальство! Пожалуй, так я и не на кладбище! Ориентируемся, черт возьми! Нет, тут на кладбище. Вот ива, под которой похоронен Триплекс… Молодец корсар, славно я сегодня за тебя поужинал! — он расчувствовался. — Ах, бедняга, бедняга! И чего это ты вздумал умирать. То ли дело выпить! Ну, будь спокоен, дружище, я выпил за двоих, за тебя и за себя. А право, мне тебя жаль, я даже плачу!..
И он вытер кулаком пьяные слезы, катившиеся по его щекам.
Вдруг под ивой показались несколько человек. Это снова привлекло внимание сторожа. Фигуры людей неясно вырисовывались в тумане, но ему показалось, что он видит и мужчин и женщин.
— Это что за господа, чего им здесь надо? — пробормотал он со страхом.
Один из пришедших нагнулся вперед.
— Копает, — прошептал сторож.
Глухой звук откинутой в сторону земли подтвердил это предположение.
— Что они, выкопать его хотят?! Ну нет, я не даром деньги получаю!