Невинная девушка с мешком золота
Шрифт:
— Бредём незнамо куда, — сказал брат Амвоний. — Ладно бы точно в Рим, а если заблудимся?
— И в самом деле, — сказал Радищев. — Посреди дороги деревьев не бывает, а я уже раза два чуть на сучок не напоролся, да прямо глазиком! Хорош тогда был бы я красавица — вроде Джона Сильвера!
Арап же шагал молчком, поглубже натянув подаренную шапочку. А потом вдруг произнёс:
Сквозь волнистые туманы
В час вечерней тишины
Мы шагаем, как цыганы,
Року странствия верны.
Все пути туман покроет.
Сотни чёртовых внучат
И залают, и завоют,
И ногами застучат.
Вдруг они головомойку
Мне чумазому, дадут
И в поганую помойку
С головою окунут?
Сколько их?
Штук семь иль восемь?
Или целый легион?
У кого пути мы спросим?
Незнакомый регион.
Правда, с первыми лучами
Их простынет мерзкий след,
Но, друзья мои, за вами
Не пойдёт уж ваш поэт.
Его ноженьки зазябли.
Его рученьки дрожат,
Не удержат они сабли
И клинка не обнажат.
Я-то думал, между нами,
В некий просветлённый миг,
Что бессмертными стихами
Себе памятник воздвиг!
Что вокруг него сберётся
Всенародная толпа.
Что к нему навек пробьётся
Незаросшая тропа!
Тщетно всё!
Туман скрывает
Путь, которым убыл я...
И никто ведь не узнает,
Где могилка-то моя!
— Ну-ка, хватит про могилку — и так тошно! — прикрикнул на арапа Лука. — Лучше бы что-нибудь весёлое сочинил!
В тумане обозначились, затемнели стволы деревьев.
— Точно — заблудились! — ахнул богодул.
— Привал! — скомандовал атаман и с великим облегчением опустил неподъёмный мешок на мокрую траву.
Помаленьку-то туман разъедало, но уж больно медленно.
— Ты бы помолился Тому, Кто Всегда Думает О Нас! — велел атаман богодулу. — Твоя просьба покрепче нашей будет!
Брат Амвоний покорно забормотал что-то неразборчивое, как и у прочих иереев и микрополитов. Потому что для разборчивого-то бормотания слова нужно знать!
Но ведь помогло!
Дорогу не дорогу, а тропинку разглядели! — Не ведёт ли она в вертеп разбойников? — обеспокоился богодул.
— Да мы, чай, тоже не девицы красные... — сказал атаман и осёкся. — Ты вперёд иди, — приказал он брату Амвонию. — Тебя не тронут. А мы поотстанем... В случае чего — кричи, как будто тебя режут.
— А ну как вправду начнут резать? — испугался богодул.
— Всё равно кричи! Ведь от меня судьба Всея Великия, Малыя, Белыя и Пушистыя Еруслании зависит, а от тебя что?
— Героиня ты наша народная! Девственница ты наша Орлеанская! — поддел атамана верный арапчонок.
— Ладно, — огрызнулся храбрый красавица. — Я пойду. Пистоль-то на что? Тутошние разбойники, чаю, и устройства такого не видели. От грохоту разбегутся!
Лука неожиданно легко вскинул на плечи мешок и зашагал по тропинке, да так резво, что спутники едва за ним поспевали.
Лес между тем становился всё отчетливее и реже, пока не кончился вовсе.
— Деревня! — возрадовался Тиритомба. — О rus! Узнаю тебя, принимаю! Правда, мысль ужасная мне душу омрачает: вдруг там опять лютый барин властвует, а поселяне влекут тягостный ярем до гроба?
— Они везде его влекут, — сумрачно молвил Радищев. — Один был на свете добрый барин, да и тот — я...
— А я? — обиделся Тиритомба. — Кабы меня царь пожаловал деревенькой, так я ли не был бы добрым барином?
— Ага, — откликнулся Лука. — А потом бы в этой деревне все люди стали такие... Приятно смуглявые...
Деревня была как деревня, путь в неё перегораживала нарочитая жердина, возле которой толклись, как обычно, мальчишки. На разбойничьих детей они вроде бы не походили, но кто его знает?
Тиритомба оторвал от сердца кусок штруделя и угостил им сорванцов, чтобы убрали жердину.
— Как ваша весь зовётся? — спросил он.
— Большая Змеевка! — бойко отвечал беспорточный и нестриженый сорванец в чумазой рубахе.
— А почему она так зовётся? — насторожился арап.
— А потому, что у нас Большой Змей живёт! — похвастался беспорточный.
— Где живёт? Прямо в деревне?
— Зачем в деревне? — с достоинством отвечал сорванец. — Он в пещере живёт, как Змею и положено.
— А ты его видел? — не отставал поэт.
— Зачем видел? Его никто не видел. Но кто-то ведь пускает дым, кому-то мы телят да баранов жертвуем...
— А красавиц Змей не требует? — забеспокоился атаман.
— Нет, девка, совсем не требует! Они, поди-ка, невкусные! — засмеялся беспорточный.
— Очень даже вкусные, — уверенно сказал Поэт и непроизвольно облизнулся.
Атаман же возмутился: — Какая я тебе, сопляку, девка? Зови меня... э-э-э... Анна Лукинишна, вот! Я дворянская дочь! Как зовут вашего барина, каков он, милостив ли до людей? Или аспид?
— Никакого аспида мы не знаем, — подбоченился беспорточный. — Да и сама посуди, девка, на что нам барин, коли есть Большой Змей? Старики говорят, что когда-то барин точно был. Да только Змей его съел.
С этими словами, как бы для наглядности, маленький наглец запихал штрудель в рот, и не подумав делиться с товарищами.
— Опять девкой обзываешься? — нахмурился Лука. — Вот я тебе сейчас все уши оборву!
— Девка, девка, девка! С титьками, с журавушкой! — воскликнул сорванец, но отбежал на почтительное расстояние.