Невинная девушка с мешком золота
Шрифт:
— Ну что, собрались? — нетерпеливо сучил ногами проводник-Ничевок. — А то стемнеет, совсем страшно станет...
— Да мне и сейчас страшно, — бесстрашно признался поэт. Мечи и сабли павших героев были ему не по руке, он удовольствовался привычным своим ятаганчиком.
Лука предпочёл остаться с подаренной шашкой.
— Пошли, пошли, — торопил юный проводник и побежал из сарая.
— Глуп наш гостеприимный кузнец, — тихонько заметил богодул. — Ведь мы запросто можем объявить мальчонку заложником и выйти из деревни беспрепятственно...
— Но это же неблагородно! — возмутился Лука.
Зелёный сарафан в сочетании с кольчугой выглядел неописуемо. Атаман выбрал шлем побольше, чтобы уместить под ним роскошные волосы.
— Маслом всё провоняло, — поморщился он.
— А и здоровы же вы, барышня, — сказал богодул.
— Я дочь воина, — высокомерно ответил Радищев.
— Ага, — согласился богодул.
Пещера располагалась отнюдь не в недрах горы (за что змеев обычно и кличут Горынычами), а находилась на дне глубокого оврага. Сам же овраг был усеян костями и черепами, которые селяне ещё не успели или поленились пережечь на золу.
Лука невольно замедлил шаг.
— У себя змеюшка, — радостно сообщил Ничевок. — Во-он как дымит!
В самом деле, далеко впереди, за оврагом, поднимались в небо густые чёрные клубы.
— Всё, малый! — объявил Радищев. — Ступай домой! Бегом!
— Да чтобы я девку послушал! — возмутился беспорточный и, оттолкнув Тиритомбу, бросился вперёд — то ли от бесстрашия, то ли от глупости.
Брат же Амвоний, наоборот, присел, удобно устроившись на костях.
— Я здесь подожду, — объявил он. — Вдруг селяне нам какую-нибудь каверзу уготовили...
— Вот те на, — обиделся Лука. — И ты, старинушка, покинешь меня, красну девицу, в такой лютой беде?
— А я пока тут поищу свою пропажу, — объяснил богоискатель. — Не обязательно же ему в пещере прятаться?
Лука сперва обрадовался возможности оставить на монаха свой тяжкий груз, но внезапно передумал. К чему вводить слабого человека в искушение?
Вход в пещеру был высокий — хоть на коне въезжай.
— Как же это всё не обрушилось за столько лет? Почему вешние воды пещеру не съели? — удивился Лука.
Тиритомба причину крепости сводов понял, но объяснить не успел — из темноты донёсся жалобный детский вопль.
Лука бросил на монаха укоризненный взгляд и устремился во тьму, направив впереди себя меч.
Арап кинулся следом, грозно размахивая над головой ятаганчиком.
— Ничевок! Ничевок! Где ты, деточка? — каким-то кудахтающим голосом воззвал атаман.
— Пусти! Пусти, гадина! — орал Ничевок. Лука с арапом пробежали несколько шагов, и тут тьма кончилась. Под потолком сиял голубой шарик — Луке приходилось слышать о таких вечных светильниках, коими пользовались алхимики в своих мрачных подвалах.
Взору бывших разбойников представилась следующая картина.
Прямо на земле, как раз под светильником, стояла огромная кожаная сума со множеством кармашков и ремней с блестящими застёжками. Из сумы торчали тощие ноги нахального Кузнецова сына. Ноги эти сильно дрыгались.
Лука отбросил меч, подбежал к суме и успел ухватить мальчонку за пояс.
Какая-то неодолимая сила тащила маленькое тельце в глубь сумы.
Будь Лука в своём прежнем, добромолодцевом, состоянии, так он бы нипочём не удержал бедняжку. Но все ведь знают, что женщина ради спасения гибнущего ребёнка (пусть даже не своего) способна на сверхъестественные поступки, поскольку к силе тут прилагается что-то ещё, богатырям неизвестное.
Радищев рванул мальца к себе.
Честно говоря, он боялся, что они с неведомым противником разорвут хрупкое тельце пополам. Но окаянный сорванец оказался на "диво крепким. Он вылетел из сумки, не забывая при этом истошно вопить.
— Девка, девка, чего он цепляется?! — орал Ничевок. Руки у него были до локтей в глубоких кровоточащих царапинах.
Арап ухватил мальца и стал утешающе гладить по колтунам.
— Ребёнка обижать? — звонко, с привизгиванием. — Ты его рожал? С этими словами Радищев достал из-за пояса пистоль и погрузил руку в суму. Рука ушла неожиданно глубоко, и тут же в неё вцепились чьи-то когти. Тогда Радищев сунул в суму вооружённую руку и выпалил.
Оказалось, что порох не подмок, так что Челобан здорово рисковал.
Из сумы донёсся возмущённый вопль. Когти разжались.
— Чего дерётесь? Почему законную добычу отнимаете?!
Лука вытащил руки из сумы и раскрыл её пошире, надеясь увидеть обитателя. Но в суме царила непроглядная тьма, рассеять которую не мог даже свет, исходящий из голубого светильника.
— Ты кто, мерзавец? — крикнул Лука, словно в колодец — даже эхо забилось.
Атаман поднял суму — она была лёгкая, словно бы пустая.
— Отзовись! — потребовал Радищев. — А то я тебя расстреляю — не пожалею пороху!
— Не надо пороху, — жалобно сказали из сумы. — Голодный я. Давно героятиной не питался.
— Ты кто? — не унимался атаман.
— Я демон... — признался сумной обитатель. — Голодный демон. Вечно голодный. А зовут меня Депрофундис. Дайте, во имя бездны, чего-нибудь поесть... Хоть коровку! Хоть овечку! Хоть петушка! Но лучше бы героя... Или двух... Желательно конных...
Лука решительно стал затягивать на суме ремни.
— Поголодаешь, не сдохнешь, — безжалостно сказал он.
— Надо сжечь сию ужасную ловушку! — потребовал арап. — Чтобы никто больше в неё не попался!
— А вот мы змея в неё и заманим, — сказал Радищев. — Хотя... Может, он как раз там и сидит?
— Я не змей, — глухо донеслось из сумы. — Я демон Депрофундис.
— Отчего же ты, латинский демон, по-нашему говоришь? — спросил атаман.
— Я по-всякому говорю, — пояснил Депрофундис. — Я же полиглот. Много чего проглотил. Нету здесь никакого змея.