Невинная девушка с мешком золота
Шрифт:
Но никакого входа там не было — просто в стене была высечена таблица, поделенная на девять квадратов. В каждом квадрате имелась своя цифра — за исключением одного.
— Теперь требуется всего лишь начертать хотя бы пальцем контуры недостающего числа, — сказал механик. — Бумагу мне! Счёты!
— Где ж мы их тебе возьмём? — растерялся Тиритомба.
— И бумаги не надо! — снова пришёл на выручку Ничевок. — Пятёрочку там надо поставить, тогда и вверх будет двадцать семь, и вниз будет двадцать семь, и наискосок!
Синьор Джанфранко снял корчагу с плеч и чуть было не расколотил её об стену с досады, но ему не дали.
Тем временем удивительный ребёнок подскочил к стенке и чумазым пальцем вывел искомую цифру.
Часть кладки медленно, со скрипом, стала уходить вбок, открывая чернеющий проход.
— Тихо! — воскликнул Ничевок. — Мы к ним подкрадёмся, пока не ждут... Веди, деда! Ты тут всё знаешь, ты вспомнишь...
...Двигались вдоль стенки, на ощупь, держа друг дружку за руки. Лорд Рипли шёпотом тревожился, чтобы кто-нибудь не попал под его саблю в будущей неизбежной суматохе.
Сначала попали в зал, слабо освещенный факелами, но рассматривать его убранство было некогда. Из зала поднялись на галерею по безмолвной лестнице, а уж оттуда, мелкими шагами, вошли в проход, несомненно, ведущий в коварную башню. Света там было мало, но достаточно, чтобы увидеть предостерегающее движение секретного агента её величества.
Странники застыли, прислушиваясь.
В башне пыхтели, сопели, стонали, шипели, ойкали, кряхтели, крякали — словно случилась там либо великая любовь, либо большая драка.
Драка и была: какая любовь?
— Смерть предателям! — воскликнул сэр Сарджент, наступивший на брошенный ятаган.
Нунции-легаты катались по круглой площадке ложного камня, норовя задушить друг друга. Вожделенный мешок был распорот, золотые монеты раскатились по полу, но всё-таки образуя две примерно одинаковые кучки.
Возмущённый крик лорда Рипли вернул негодяев к действительности — они в ужасе вскочили и отпрянули к стенам.
— Где леди Анна? — лорд Рипли схватил Трембу и Недашковского за глотки, причём лезвием сабли едва не отрезал голову Яцеку.
— Майн либер, зачитай подозреваемым их права! — напомнила фрау Карла, ни на миг не забывавшая о законности.
— Хрящик им из носовой перегородки, а не права! — раздался откуда-то знакомый нежный голосок. — Подождали бы немного, и сии клевреты Тёмного Кесаря сами бы себя уничтожили!
— Лука! Фройляйн! Донна! Тётенька! — обрадовались спасатели.
На свет вышел — или вышла? — невинная девушка, лишённая мешка с золотом. Вид у девушки был всё равно самый атаманский: волосы растрёпаны, в одной руке кинжал, в другой пистоль. Глаза Луки горели неистовым пламенем.
— Я уж давно не без памяти! — продолжал спасённый. — Они даже не сочли нужным определить, бьётся ли моё верное ретивое сердце — столь отвратно для них само прикосновение к женскому телу! Ну да я бы подождал кровавого исхода — не самому же руки марать...
— Совершенно верно, — скривился лорд Рипли и бросил предателей на пол, чтобы всякому приличному человеку сделалось доступно их попинать. Панычи не сопротивлялись, понимая свою обречённость.
— Где же Синяя Борода? — озабоченно спросил синьор Джанфранко. — Если он в отлучке и скоро воротится, то нам угрожает серьёзная опасность...
— Застрелил я его! — торжествующе сказал Радищев, отбиваясь от восторженных ласк арапа. — И тебя застрелю — убери руки!
— Так я же не в том смысле! — обиделся поэт. — Я же по-товарищески!
— Товарищи под сарафан не лезут, — проворчал Лука.
Зажгли ещё пару факелов и увидели алые отсветы на воронёных доспехах. Шлем на похитителе двух Аннушек был разворочен, оттуда торчала проволока и пахло чем-то горелым.
— Простая пуля — а чего натворила! — похвастался атаман.
Синьор Джанфранко склонился над поверженным чудовищем, попытался скрутить обрывки проволоки, но махнул рукой.
— Проще нового сделать. — сказал он. — Восстановлению не подлежит.
Фрау Карла тем временем ловко вязала преступников обрывками их же одежд.
— Пани Карла! Пани Карла! — кричали они. — Вы не имеете права! Мы подпадаем только под юрисдикцию самого Кесаря! Мы выполняли его приказ! Девушка не должна была дойти до Рима — так велел нам синьор Николо, камерарий!
— Процесс! — требовала фрау Карла. — Да будет он скор и справедлив!
— Какой процесс, моя леди? — спросил её пылкий обожатель. — Объявите бездельников вне закона, и вся недолга... Я же с удовольствием продемонстрирую вам пару несложных приемов лёгкого умерщвления, доступных и женщине, и старцу, и ребёнку...
— Чем же мы будем тогда отличать себя от наёмных мёрдерен? — возразила справедливая леди.
— Какой процесс? Вы с ума сошли! — кричал Радищев. — Надо спешить! Надо Аннушку выручать!
Но фрау настояла на своём.
Процесс устроили в зале. Фрау Карла разместила в хозяйском кресле самого беспристрастного и вообще неживого — разумеется, синьора Джанфранко. Остальные заняли места на табуретках. Арапа суровая жрица юстиции определила в секретари. Прокурором назначила быть себе, в адвокаты пошёл агент, а Ничевоку, носителю уст младенца, пришлось стать одиноким присяжным. Потрясённого Луку практически отстранили от участия в судилище как главного свидетеля и вообще лицо заинтересованное. Ничевок мстительно показал атаману язык.
Для панычей пришлось притащить тяжеленную скамью подсудимых. Такая была длинная скамья, что хватило бы её для всех обидчиков Луки.
На столе стояло и главное вещественное доказательство — распоротый опечатанный мешок. Все золотые монеты были аккуратно разложены столбиками и пересчитаны лично фрау Карлой.
— Где айне монет? — грозно вопросила судья и сразу же безошибочно определила похитителя, указав на него мускулистым пальцем.
Ничевок засмущался и вытащил денежку изо рта.