Невиновен

Кобен Харлан

– Но разговор длился шесть минут.

Марша задумалась.

– Напомните, когда это было.

– Второго июня. В восемь вечера.

– Если хотите, могу проверить по своему календарю.

– Спасибо. Окажите любезность.

– Это наверху. Сейчас вернусь. Но я уверена, никто из нас не общался с этой сестрой.

– «Никто из нас»?

– Простите?

– Вы сказали «нас». Кого имели в виду?

– Ну, я не знаю. Кого-либо из тех, кто мог находиться в доме.

Лорен не стала комментировать ее высказывание.

– Не возражаете, если я задам

вашей няне несколько вопросов?

Марша Хантер колебалась.

– Думаю, это не проблема. – Она выдавила улыбку. – Вот только мальчикам не понравится, если вы при всех назовете ее няней. Они считают себя уже взрослыми.

– Ясно.

– Сейчас вернусь.

Лорен направилась через кухню к задней двери. Выглянула в окно. Кайра подавала мяч Итону. Он вскинул руки, но не поймал. Кайра шагнула вперед, наклонилась, бросила снова. На сей раз мяч оказался в ловушке.

Лорен отвернулась от окна. Она двинулась к двери, как вдруг ее что-то остановило.

Холодильник.

Лорен не была замужем, не имела детей, не росла в счастливом и дружном семействе, подобном этому. Но она видела похожие холодильники в домах друзей. На секунду ей даже стало больно – у нее не было такого холодильника. Лишь две кошки, и ни намека на настоящую семью, если не считать набегов эгоистичной и мелодраматичной матери.

Но в большинстве американских домов, если кто-нибудь хотел узнать о семье что-то личное, следовало прежде всего взглянуть на дверцу холодильника. Ее украшали дети. Там можно было увидеть отрывки из школьных сочинений, изукрашенных по полям звездочками, – это означало, что ребенок получил за него высший балл. Были открытки, приглашения на дни рождения или вечеринки, к примеру, последняя могла состояться в спортзале «Малыш Джим» или боулинг-клубе «Ист-Ганновер». Там можно было увидеть счета и билеты на экскурсию всем классом, премию за вакцинацию, за членство в спортивной лиге.

И разумеется, семейные фотографии.

Лорен была единственным ребенком и всегда при виде этих снимков, этой серии магнетических улыбок, замирала. Они казались ей нереальными, точно она смотрела какое-нибудь шоу по телевизору или читала старую поздравительную открытку.

Лорен шагнула к фотографии, привлекшей ее внимание. Хантер. Не столь распространенная фамилия, но и не очень редкая. Окинула взглядом остальные снимки и вновь вернулась к этому, первому. Он находился слева и сделан был, судя по всему, во время игры в бейсбол. Лорен еще смотрела на снимок, когда вернулась Марша.

– Все в порядке, инспектор Мьюз?

Лорен вздрогнула при звуке голоса и, пытаясь скрыть смущение, спросила:

– Нашли свой календарь?

– Да. Но только это не помогло. И я не помню, что делала в тот день.

Лорен кивнула и вновь обернулась к холодильнику.

– Этот человек, – она указала на фотографию, – Мэтт Хантер?

Лицо Марши окаменело.

– Миссис Хантер!

– Что вам надо?

Прежде в ее голосе слышались теплые нотки. Теперь – даже ни намека.

– Я его знаю, – промолвила Лорен. – Давний знакомый.

Молчание.

– Вместе

учились в начальной школе. В Бернет-Хилл.

Марша скрестила руки на груди и сделала вид, будто ее это не интересует.

– Вы с ним родственники?

– Он брат моего покойного мужа, – произнесла она. – Очень хороший человек.

Ну да, конечно, подумала Лорен. Настоящий принц. Просто ангел во плоти. Она читала о его деле и приговоре. Мэтт Хантер отсидел срок в тюрьме строгого режима. Неожиданно Лорен вспомнила сложенные на кушетке простыню и плед.

– Наверное, Мэтт часто вас навещает? Он ведь доводится мальчикам дядей и…

– Инспектор Мьюз!

– Да?

– Я бы хотела, чтобы вы ушли. Прямо сейчас, немедленно.

– Почему?

– Мэтт Хантер не преступник. То был просто несчастный случай. И он уже расплатился за все сполна.

Лорен молчала, ожидая продолжения. Его не последовало. Вскоре она сообразила, что подобная линия допроса вряд ли к чему приведет. Лучше избрать более мягкую тактику.

– Он мне нравился, – улыбнулась Лорен.

– Что?

– Ну, когда мы были детьми. Мэтт был славным мальчиком.

Она не покривила душой. Мэтт Хантер был действительно очень хорошим парнем, типичным добропорядочным обитателем Ливингстона, причем не прикладывая к тому особых стараний.

– Я ухожу, – сказала Лорен.

– Спасибо.

– Если вдруг вспомните или узнаете что-либо о телефонном звонке второго июня…

– Непременно сообщу вам.

– Не возражаете, если я побеседую с няней?

Марша вздохнула, пожав плечами.

– Спасибо, – кивнула Лорен и направилась к двери.

– Можно спросить? – бросила вслед Марша.

Лорен обернулась.

– Эту монахиню… убили?

– Почему вы спрашиваете?

– Мне кажется, вполне естественное любопытство. Иначе бы вы не пришли, верно?

– Я не имею права обсуждать с вами подробности расследования. Извините.

Марша промолчала. Лорен отворила дверь и вышла во двор. Солнце стояло еще высоко, дни в июне были долгие. Мальчики бегали и самозабвенно играли. Взрослым этого не дано. Никогда они не смогут играть с таким самоотречением и отдачей, хоть тресни. Лорен вспомнилось детство. Она всегда была заводилой, мальчишкой в юбке, могла часами бегать и играть в бейсбол на лужайке, никогда не надоедало. Интересно, подумала она, выходит ли когда-нибудь Марша Хантер побегать и поиграть со своими сыновьями? На нее не похоже. Будь она на ее месте… И Лорен снова ощутила боль.

Нет, теперь не время думать об этом.

Наверное, Марша следит за происходящим из окна кухни. И ей, Лорен, медлить нельзя. Она направилась к девушке. Как ее зовут?.. Кайли? Кайра? Келси?.. Махнула рукой.

– Привет.

Девушка заслонила глаза от солнца. Хорошенькая, белокурая, румяная, свежая, вся так и светится. Таких теперь встретишь лишь в глухой провинции.

– Привет.

Лорен начала без всяких предисловий:

– Скажите, Мэтт Хантер часто сюда приезжает?

– Мэтт? Конечно.