Невиновных нет

Глазов Григорий Соломонович

Денег Желтовский не пожалел и отправил трехстраничную корреспонденцию из дому факсом на факс Поля Берара.

Желтовский не знал, что теперь почти все его передвижения контролировались - с момента выезда с дачи до возвращения вечером - за ним следовала машина: либо "москвич-пирожок", либо бежевый потрепанный "жигуленок". После этого ежедневно составлялся график его маршрутов и остановок.

И если бы сейчас, сидя в комнате у Евгении Францевны Скорино, он подошел к окну-эркеру и выглянул, то увидел бы среди прочих, припаркованных почти на тротуаре

машин, бежевый "жигуленок"...

– Я сделала все, что ты рекомендовал, - сказала Евгения Францевна Скорино.

– Каково эхо?
– спросил Желтовский.

– Звонила его секретарша, сказала, что Фита срочно хочет со мной встретиться.

– Значит прочитал, засуетился, - комментировал Желтовский.

Он не сказал ей, что звонил Фите вчера и спросил, не сохранилась ли у него копия докладной в правительство, - и назвал, чья это докладная двухлетней давности. Фита тут же отрезал: "...Я копий не храню... Я ушел из того ведомства." Фита не удивился, не спросил, о чем докладная, какого черта она нужна Желтовскому, хотя знал, о чем речь, ведь среди прочих бумаг получил от Скорино и копию этой докладной.
– Он теперь сидит в позе роденовского "Мыслителя", - сказал Желтовский, - думать ему есть о чем, он ведь не знает ваших дальнейших намерений: захотите ли передать это в отечественную прессу или будете шантажировать, требуя деньги за бумаги. Он сейчас мечется. Что вы ответили на его предложение о встрече?

– Я сказала, что встречусь с ним через месяц после возвращения из Таганрога. Якобы еду туда к приятельнице.

– Хорошо. Приготовьте все, что нужно не для Таганрога, а для проживания под Москвой. Завтра за вами заедет мой приятель и отвезет в хороший ведомственный санаторий.

– Далеко?

– Километров сто двадцать.

– Ты матери говорил о наших делах?

– Нет.

– Ну и правильно. Она раскудахталась бы...

Они прогуливались не спеша, от Верхней Масловки через Петровский парк до автобусной остановки и обратно. Было сумрачное сырое предвечерье, пошел дождь со снегом, время - час пик. Народ спешил, кто к метро "Динамо", кто из него, кто к остановке, откуда шли автобусы по пяти маршрутам.

Они мирно беседовали - Филипп Матвеевич Ушкуев и худощавый, с болезненным серым лицом язвенника Евсей Николаевич Батров, глава фирмы "Улыбка".

– Вам, вероятно, скоро позвонит Фита. Так что будьте готовы, - сказал со значением Батров, открывая зонтик.

– Могут возникнуть некоторые осложнения, - ответил Ушкуев.

– Какие?

– Еще один человек хочет. Мне трудно ему отказать, тем более, что мы уже уговорились. А подряд две сделки проворачивать не хотелось бы.

– Кто таков?

– Некий Перфильев. Глава фирмы "Стиль-керамика".

Батров никак не выразил своего интереса, только и сказал категорично-приказным голосом:

– Отложите встречу с ним на время. На неопределенное.

– Но есть обстоятельства, по которым я не могу это сделать.

– Мы что, меньше вам платим?.. Какие еще тут обстоятельства?! Делайте, как

я говорю.

– Но...

– Будем считать, что мы обо всем договорились... Всего доброго... Нет, нет, провожать меня не надо, - и Батров через парк зашагал к Верхней Масловке, в угловом молочном магазине купил кефир, сладкий сырок и двинулся к трамвайной остановке, чтобы сесть на двадцать седьмой...

А Ушкуев плелся к метро в тяжких раздумьях: он не знал, то ли Батров ходит под Фитой, то ли Фита под ним, но это дела не меняло; оба были для Ушкуева страшны, хотя и не представлял себе, чем именно, однако интуитивно ощущал всем нутром, что обязан повиноваться. Но и Перфильев, за которым стоял Лебяхин, тоже не из детского сада, в особенности Лебяхин, однажды напомнивший Ушкуеву, на какое ведомство в молодости тот охотно трудился. Да, было над чем поразмыслить Филиппу Матвеевичу Ушкуеву: куда ни кинь клин, тем более, что у страха фантазия богатая...

– С Ушкуевым сорвалось, отказался, заявил, что сейчас не может, произнес Перфильев, выжидательно посмотрев на Лебяхина.

– Вот как?! С чего бы такая строптивость?

– Если уж _в_а_с_ позволил себе ослушаться, значит кто-то крепко ухватил его за сонную артерию.

– Похоже... Так что, еще раз поговорить с ним?

– Нет. Только увязнем. Я попробую решить это дело через мэрию.

– А хотелось бы знать, кто же это на Ушкуева такой аркан накинул.

– Ладно, черт с ним, - махнул рукой Перфильев...

И все же Лебяхин на следующий день поехал к Ушкуеву. Тот сидел за столом в своем кабинете. Лебяхин стоял спиной к окну, свет из окна обтекал его, обрисовывая только контуры фигуры, почти не попадая на лицо, это нервировало Ушкуева, потому что не видел он выражения лица Лебяхина.

– Что это вы нас обижаете, Филипп Матвеевич?
– спросил Лебяхин.
– Я свое обещание не нарушил: ваша тайна сохраняется, как в сейфе.

– Обстоятельства, Василий Кириллович. Как говорят, выше меня. Я очень ценю вашу порядочность, но это тот случай...

– Мы, конечно, обойдемся без вас...

– Я готов компенсировать вам такой вариант.

– Вы что, взятку мне предлагаете?

– Нет, но... как-то готов отблагодарить и вас, и Павла Александровича... В особенности вас, разумеется.

– Я готов принять взятку от вас. Но знаете, в каком виде?

– В каком?!
– радостно ухватился Ушкуев, не предполагая, в какую мышеловку сунул голову.

– Кто перебил нам эту сделку, кто этот человек, которого вы боитесь больше, чем меня?

Ушкуев то ли всхлипнул, то ли поперхнулся. Он не хотел называть по многим причинам. Упоминать Фиту вообще убоялся, надеясь, что Фита в благодарность за это выручит его в случае чего.

– Могу сказать лишь, что приходил человек от фирмы "Улыбка" и "Лесной шатер". Я пару раз уже имел с ними дело, - сказал Ушкуев.
– Дома приобретают они.

Как бы пропустив мимо ушей эту интересную информацию, Лебяхин спросил:

– Чем же это они вас так прижали, что оказались страшнее меня? засмеялся Лебяхин.