Невиновный
Шрифт:
Проведя через рутинную процедуру приемки, ему вместе с другими заключенными прочли лекцию о тюремных правилах и установлениях, после чего поселили в двухместной камере с нарами и окном, через которое виднелся внутренний двор. Как и Рон, Деннис возблагодарил Бога за окно. В Аде он неделями не видел дневного света.
Его сокамерником оказался мексиканец, едва говоривший по-английски, что было на руку Деннису. Сам он испанского не знал и учить не собирался. Первым тяжким испытанием стала невозможность выкроить хотя бы несколько коротких минут уединения – другое человеческое существо постоянно находилось на расстоянии вытянутой руки.
Деннис поклялся, что использует все силы и возможности, чтобы избавиться от своего приговора. Сдаться было легко – система слишком тяжело давила на заключенных, но он был полон решимости одержать победу.
Всегда набитый
Это был прямой путь к беде, и Деннис поклялся, что никогда не перестанет бояться.
Заключенные вставали в семь, когда открывали двери всех камер. Ели они в большой столовой, садиться разрешалось где угодно. Белые оккупировали светлую часть зала, черные и прочие цветные, включая индейцев и латиноамериканцев, теснились в темном углу. Завтраки были не так уж плохи: яйца, овсянка, бекон. Разговоры велись оживленно – люди пользовались случаем пообщаться.
Большинство узников хотели работать где угодно – лишь бы не находиться постоянно в блоке F. Поскольку Деннис когда-то был учителем, его назначили преподавать другим заключенным в рамках общеобразовательной программы средней школы. После завтрака он направлялся в классную комнату и вел уроки до полудня. Его зарплата составляла семь долларов двадцать центов в месяц.
Мать и тетка начали посылать ему по пятьдесят долларов – сумма, которую они едва наскребали вместе, но считали ее главным приоритетом в своих расходах. Деннис тратил деньги на табак, консервированного тунца, крекеры и булочки. Его персональная «лавка» в камере была его маленьким частным складом, и он отчаянно защищал ее. Практически все заключенные курили, и сигареты являлись самой надежной валютой. Пачка «Мальборо» приравнивалась к пухлой пачке денег.
Вскоре Деннис обнаружил, что в библиотеке есть солидная подборка юридической литературы, и с удовольствием проводил там время каждый день с часа до четырех, изучая законы. Прежде он в глаза не видел ни одной юридической книги, но решительно настроился овладеть знаниями. Несколько заключенных – бывших юристов, которые мнили себя тюремными адвокатами и действительно обладали довольно обширными знаниями, помогали ему, учили продираться сквозь толстые трактаты и своды законов. За услуги они, разумеется, требовали плату. И он платил им гонорары сигаретами.
Юридическое образование он начал с изучения отчетов о сотнях проведенных в Оклахоме процессов, выискивая в них сходство со своим собственным и вероятные ошибки, допущенные в ходе суда над ним. Его апелляция вскоре должна была быть принята к производству, и он желал знать столько же, сколько его адвокат. Потом он обратился к федеральным законам и стал делать выписки из множества дел, слушавшихся по всей стране.
С четырех до пяти все были обязаны вернуться в блок, заключенных пересчитывали по головам и докладывали в администрацию. Ужин заканчивался в семь тридцать, после чего до десяти пятнадцати узники имели право бродить по своему блоку, заниматься физическими упражнениями, играть в карты, домино или баскетбол. Многие предпочитали просто околачиваться без дела, собираться группами, болтать, курить и таким образом убивать время.
Деннис возвращался в библиотеку.
Его дочери Элизабет было пятнадцать, и они поддерживали оживленную переписку. Элизабет жила в надежном добропорядочном доме, ее воспитывала бабушка со стороны матери, уделяя ей много внимания. Девочка верила, что ее отец невиновен, хотя Денниса терзали сомнения в том, что вера эта непоколебима. Отец и дочь обменивались письмами и разговаривали по телефону не реже раза в неделю. Деннис, однако, не позволял дочери навещать его. Он не желал, чтобы она и на пушечный выстрел приближалась к тюрьме и видела отца в тюремной одежде, за колючей проволокой.
Ванда Фриц, его мать, стала ездить в Коннер, как только Денниса туда перевели. Свидания разрешались по воскресеньям с десяти до четырех и проводились в комнате, где рядами выставлялись складные столы и стулья. Это напоминало зоопарк. Одновременно приводили человек двадцать заключенных. Их родные – жены, дети, матери, отцы – уже ждали. Накал эмоций в комнате был весьма высок. Дети зачастую вели себя шумно и невоспитанно. С узников снимали наручники, так что в принципе физические контакты разрешались, а это было именно то, чего они хотели, хотя избыточные объятия и поцелуи были запрещены. Высшим шиком считалось поставить кого-нибудь из сотоварищей «на стреме» или заставить каким-нибудь трюком отвлечь на несколько минут внимание надзирателя, чтобы совокупиться с бешеной скоростью. Было в порядке вещей увидеть, как какая-нибудь пара проделывает это, втиснувшись между двумя автоматами с газированной водой. Жены, чинно сидевшие за столом, вдруг в мгновение ока ныряли под стол, чтобы поспешно удовлетворить мужа оральным сексом.
К счастью, Деннису посреди этой бешеной активности удавалось удерживать внимание матери на себе, но все равно часы посещения становились самым напряженным временем недели, и Деннис всегда уговаривал матушку больше не приезжать.
Вскоре Рон снова начал мерить шагами камеру и кричать. Даже здоровому человеку, посаженному в «загон», не потребуется много времени, чтобы потерять рассудок. Рон стоял, вцепившись в прутья решетки, и часами, пока не срывался на хрип, вопил: «Я невиновен! Я невиновен!» Со временем, однако, голос его окреп, и периоды, в течение которых он мог громко орать, становились все более продолжительными. «Я не убивал Дебби Картер! Я не убивал Дебби Картер!»
Он запомнил наизусть весь текст признания Рики Джо Симмонса, слово в слово, и декламировал его во всю глотку, на забаву надзирателям и соседям. Мог он часами воспроизводить и стенограмму своего суда – сотни страниц показаний лжесвидетелей, отправивших его в камеру смертника. Соседям по блоку хотелось удавить его, однако они не могли не восхищаться памятью Рона. Но только не в два часа ночи.
Как-то Рини получила странное письмо от одного заключенного. В нем, в частности, говорилось:
Дорогая Рини,
да благословит Вас Господь! Это Джей Нил, № 141128. Я пишу это от имени и по просьбе Вашего брата Рона. Наши камеры располагаются рядом. В течение дня у него случаются очень тяжелые периоды. У меня такое впечатление, что его пичкают какими-то лекарствами, чтобы скорректировать его поведение и успокоить. Между тем доступные здесь лекарства в лучшем случае оказывают лишь незначительное воздействие. Беда Рона в его низкой самооценке. И я уверен, что его здесь убеждают, будто у него очень низкий IQ. Самое худшее его время – между двенадцатью ночи и четырьмя часами утра.
Временами он с небольшими перерывами, надрывая легкие, начинает кричать. Это раздражает его соседей. Поначалу они пытались урезонить его, потом – терпеть. Но у большинства заключенных терпение иссякает (из-за бессонных ночей, разумеется).
Я христианин и каждый день молюсь за Рона. Разговариваю с ним, выслушиваю его. Он очень любит и Вас, и Аннет. Я его друг и стараюсь служить буфером между Роном и теми людьми, которым его крики доставляют неудобство, – встаю и начинаю разговаривать с ним, пока он не успокоится.
Да благословит Бог Вас и всю Вашу семью.
С искренним уважением
Джей Нил.
Дружба Нила с кем бы то ни было из заключенных всегда вызывала сомнения, и обращение в христианство, к которому его «друзья» относились скептически, зачастую становилось предметом пересудов. До тюрьмы он и его возлюбленный мечтали переехать в Сан-Франциско, чтобы наслаждаться более свободными нравами и образом жизни. Поскольку денег у них не было, они решили, не имея никакого опыта, ограбить банк. Их выбор остановился на одном из банков города Джеронимо, но после того, как они в него ворвались и громко оповестили, что это ограбление, все пошло не так. В неразберихе неподготовленного ограбления Нил и его приятель роковым образом закололи трех кассиров, застрелили одного клиента и ранили еще троих. В разгар этой кровавой бойни у Нила кончились патроны, он обнаружил это, когда приставил револьвер к голове ребенка и спустил курок. Ничего не произошло – ребенок не пострадал, по крайней мере физически. Убийцам удалось сбежать с двадцатью тысячами долларов наличными, и вскоре они оказались в Сан-Франциско, где принялись швырять деньги направо и налево, покупая длинные норковые шубы, красивые дорогие шарфы и прочее, а также сорить деньгами в гей-барах. Такая разгульная жизнь продолжалась чуть больше суток. А потом их поймали и отправили обратно в Оклахому, где Нила в конце концов и казнили.