Невменяемый колдун
Шрифт:
– И почему же вы, госпожа Анна, никогда не отдыхаете? Ведь как раз у вас имеется такая возможность.
– В моем возрасте это вредно! – проворчала старушка.
– А в нашем возрасте тем более вредно много спать! Надо тренировать свое тело постоянно.
– Ладно-ладно! Тренируйтесь себе на здоровье! Меня это не касается. Гораздо важнее то, что люди уехали за товарами. И в Лиод, и в Пладу. Скоро я вам смогу приготовить действительно что-то новенькое.
– Еще бы! – Хлеби вскинул брови с явным осуждением. – Такого длинного списка я от тебя еще не получал
– Зато теперь уж точно не останешься голодным! – ответила домоправительница, вставая и отправляясь в сторону кухни.
– Голодным?! – закричал ей вслед племянник. – Да у нас и так все кладовые завалены!
– Теперь нас больше, и запас никогда не повредит! – донеслось от двери, на чем завершился маленький диспут и была поставлена точка на дальнейших возражениях со стороны хозяина замка. Тому только и осталось, что тяжело вздохнуть и произнести:
– М-да!
Завтрак немного затянулся из-за десерта, который любили все мужчины. Каждый из них съел по две порции творожного пудинга, разнообразя лакомство лишь определенным вареньем, джемом или сметаной. Только Кремон свои так никем и не сосчитанные порции не поливал сметаной по весьма прозаической причине: он ею просто запивал. Для него специально принесли полную кружку. Очень большую. И она была опустошена с таким удовольствием, что даже несколько насмешек в адрес молодого Эль-Митолана со стороны старших сотрапезников его не испортили.
Когда троица вышла во внутренний двор, Хлеби первым делом взглянул в сторону озера и с удовлетворением констатировал:
– Лодка нас ждет. Эх! Люблю по водной глади прокатиться!
– И я обожаю! – вырвалось у Кремона. – Мы раньше очень часто на прудах центрального парка в Пладе катались.
– Катались? – с каким-то ехидством спросил Коперрульф. – Ну-ну! Уж здесь ты накатаешься!
– Чего ты так? – Отеческая забота старшего Эль-Митолана показалась слишком наигранной. – Может, ему еще и понравится… грести?
Парень сообразил, что на его долю в прогулке будет приходиться мускульная поддержка движения. А кататься будет лишь протектор Агвана. Который сразу и обозначил границы очередной физической разминки, обращаясь к дворецкому:
– Мы до самого обеда. А ты чем займешься?
– Сейчас в поселок проедусь. Там кобылка у одного селянина должна ожеребиться: гляну на всякий случай. Потом буду нашим молодняком заниматься.
– Добро! Ну что, ученик? Что-то ты сонный слишком… Давай-ка разминку устроим: к лодке бегом марш!
И сам первый рванул в сторону озера.
«Обманул! После такого обжорства мне только бегать осталось!» – мелькнуло в голове у Кремона, и он с тяжелым вздохом бросился догонять учителя.
Лодочка оказалась на удивление легкой и быстроходной и скользила по водной глади словно паучок-водомерка, почти не будоража своим движением застывшее зеркало озера. Сказочную тишину нарушали лишь поскрипывание уключин, шелест выходящих из воды весел да голос Хлеби, который и здесь продолжил учебу, попутно вставляя интересные замечания по поводу проплывающих мимо ландшафтов.
Вначале, правда, он присматривался к манере гребли своего ученика, но остался, видимо, вполне доволен, так как замечаний делать не стал. Даже похвалил:
– Неплохо у тебя получается. А после десятой такой поездки вообще можешь подаваться в рыбацкую артель.
– Так ведь здесь ловить нельзя. Мне Коперрульф рассказывал…
– Пока нельзя. Но если договоримся с соседями, договор двухсотлетней давности можно будет пересмотреть. Я пока старосте ничего не говорил – зачем радовать раньше времени? Но вот если вопрос решится, артель будет готова за один день.
– А что здесь за рыба водится?
– Настоящее лакомство для гурманов! Тасакья!
– Хм! Не слышал о такой. Да и, – парень огляделся по сторонам, – нет ни одного всплеска на поверхности.
– О! Тасакья – рыбка глубоководная. А всплывает к поверхности лишь глухой ночью и в основном в местах постоянной кормежки, там, где скалы круто уходят в воду. На их подводных склонах растут густые куртины водоросли анкусалии – некоего аналога сухопутного свала. Вот местная рыбка там и кормится. Причем анкусалии растут до глубины сто метров.
– Сто метров?! – не поверил Кремон и взглянул за борт в темнеющие глубины. – Здесь же мелко!
– Хочешь нырнуть и проверить? – Тон, каким был задан вопрос, моментально напомнил ученику, что его могут заставить толкать лодку вплавь. Не то что нырять. Поэтому он слишком уж поспешно ответил:
– Я всегда верю каждому вашему утверждению.
– Приятно слышать. Но попробуй хоть раз не поверить. Так вот, озеро только в одном месте имеет пологий берег – возле замка. Уже чуть западнее, с того места, где ты сегодня купался, дно уходит вниз все круче и круче. Сейчас под нами около двухсот метров. А у других берегов глубина доходит до тысячи метров.
Кремон от услышанной цифры даже сбился с ритма, и весло выскочило из воды слишком рано, подняв при этом веер брызг, который своим краем зацепил сидящего на корме у руля Хлеби. Лицо учителя осталось бесстрастным, он даже не сделал попыток вытереть капли, лишь продолжил в прежнем тоне:
– Конечно, лично я там не нырял. Но для промера глубины такой необходимости нет. Почти отвесно уходящие вниз скалы изрезаны трещинами, глубоко уходящими в Сорфитовые Долины и сплошь заросшие анкусалиями. Можешь себе представить, какие там скопления рыбы?
– И соседи запросто разрешат нашим людям заниматься ловлей?
– Конечно, не запросто. Сами они рыбачить не любят, кажется. По крайней мере, здесь промысел наладить не хотят. Но от своей доли не откажутся. Сейчас идут переговоры, что треть всей выловленной рыбы будет сдаваться на их приемный пункт. Я прикинул: выгода будет огромная. Когда договор будет подписан, с Юзвы нам доставят два баркаса и сети за одну неделю. Организую две артели и все мои затраты окупятся за три-пять месяцев. Представляешь? И это при том, что мне будет идти лишь одна треть. А еще одна – поселку. Староста, если узнает, помрет от счастья!