Невольница для жестокого
Шрифт:
— Что надо?
— Ты чего с матерью так разговариваешь?! Я между прочим тебе подарок купила. — проговорила заплетающимся языком. Потянувшись к полке, она взяла оттуда какой — то сверток.
— Вот. Купила тебе, — мать вытащила из пакета мягкую игрушку и всучила ее мне в руки.
— Чтобы ты не говорила, будто мать тебе на день Рождения ничего не подарила, — ухмыльнулась, довольная собой.
— Лидка! Ты где ***! — раздался громкий голос маминого дружка из кухни.
— Сейчас!
Мать перевела на меня осоловевший взгляд.
— С днем Рождения, доня, — улыбнулась,
— У меня день Рождения был две недели назад, мам. И мне уже девятнадцать, я с десяти лет не играю в игрушки, — с силой толкнула ей в руки это плюшевое уродство.
Забежав в комнату, с грохотом закрыл дверь за собой. И только когда осталась в полной тишине, позволила слезам взять верх. Прикрыла рот ладонью, взвыв от боли. Никогда она не была мне мамой. Каждый раз выбирала водку, но не меня. Ненавижу ее! Ненавижу! Она украла мое детство! Она сломала мне жизнь! Как я хочу покончить с этим! Еще немного, еще двадцать тысяч и вся сумма будет на руках. Я уберусь отсюда, я начну новую жизнь и больше никто не сделает мне больно.
Смахнув с лица слезы, поднялась на ноги. Открыла шкаф и достала с верхней полки старую детскую шкатулку. Нужно сматываться отсюда. Ей богу, больше ни дня не проведу в этом доме. В унисон моим мыслям, за стеной раздался громкий крик, а после него матерная бравада. Стала биться посуда и раздались звуки борьбы.
Схватила телефон и написала Юльке. Переночую у подруги, а сегодня вечером поговорю с хозяйкой модельного агентства. Может, они предоставят мне жилье?
Вытащила из шкафа пару своих платьев, и косметичку. Кинула тетрадки в рюкзак. Хотела уже запихнуть шкатулку, но что — то заставило меня ее открыть. А когда я сделала это, застыла, не веря своим глазам. Пустая. Она была абсолютно пустой! Ни рубля из ста восьмидесяти тысяч!
Когда я подняла глаза к двери, у меня пульсировало в висках. Тварь!
Распахнула дверь, забежала в кухню. Половина компашки была уже в хлам.
— Какая же ты мразб! — прокричала на мать. Меня сжигала ярость.
Все замерли. Подняли на меня глаза, а я не могла сдержать слез. Они лились по щекам, меня трясло.
— Ты не офигела на мать бузить?!
— Это были мои деньги! Это была моя мечта! — я кричала так, что в горле саднило.
Я работала полгода, без сна и отдыха, совмещая работу с учебой, откладывала все, только бы попасть в Милан. Только бы вырваться и получить шанс на новую жизнь. А эта падшая женщина взяла и спустила мои деньги на выпивку.
— Где они?
Мать округлила свои наглые глаза.
— Кто?
Я подошла к ней вплотную. Я была так зла, что могла ударить ее сейчас.
— Мои деньги, — прорычала, заглядывая в ее пустые глаза.
— Какие еще деньги?
— На которые ты тут ешь и пьешь! На которые купила мне этого чертового медведя. Где мои деньги, которые я заработала потом и кровью?!
Мать оскалилась.
— Потратила!
— Все?! Там почти двести тысяч было!
Она заржала. Из ее рта летели слюни, а потом она начала закашливаться.
— Пошла вон из моего дома, проваливай! Думаешь, я не знаю, каким местом ты их заработала?! Что, думала от матери спрятать, да?! Ты здесь живешь и должна платить мне!
— Лида, дай я ей покажу, как надо с матерью общаться, — один из алкашей поднялся и потянулся к шлейке ремня. Мужик был огромным, его плечи и руки были отвратительно волосатыми. Он был похож на грязного страшного зверя.
Сидящий рядом с ним довольно заржал, мазнув по мне масляным взглядом.
— А че, деваха — то красивая, только тощая шибко. Но я тоже не откажусь приструнить дерзкую штучку, — он закатал рукава, а мать в это время с нескрываемым удовольствием следила за всем происходящим.
Глава 2
Лиза
Громила двинулся на меня. Его обветренные губы скривила ехидная улыбка, оголяя ряд поеденных кариесом зубов. Он был в нескольких шагах от меня, но я даже отсюда чувствовала разящий от него запах перегара.
— Ну что, девка, раздевайся. Буду уму — разуму тебя учить, — ухмыльнувшись, он мазнул масляной рукой о грязную майку и принялся расстегивать ремень. А я стояла и смотрела на это никчемное существо, решившее, что сможет… Я даже подумать о таком не могла, меня передернуло от отвращения. Опустившийся, обрюзгший алкаш. Вот на кого мать променяла меня. К горлу подступила тошнота.
— Пошел к черту, — рыкнула, и, схватив сумку, со всех ног побежала к двери.
Только когда оказалась в нескольких десятках метров от дома, остановилась и вдохнула полной грудью. Меня трясло, несмотря на жару. В какой — то момент показалось, что скудное содержимое моего желудка вот — вот окажется на каменной плитке тротуара. Простояв в согнутой позе несколько минут, наконец — то почувствовала как стало отпускать. Проверив в кармане телефон, оглянулась назад. На красную кирпичную трехэтажку, с огромной трещиной по стене. Мой дом. Жалкая, старая хибара, за которой даже скучать не буду.
Я еще не была уверенна, но сердце чуяло, что это был последний мой раз. Больше я никогда не переступлю порог своего дома. Той квартиры, где прошло мое детство. Под звон бутылок и звуки развлекающейся матери с дружками. Под их ругать и драки. Сколько раз приезжали сюда менты? Сколько раз органы опеки забирали меня у нее? Она возвращала меня каждый раз. Только я до сих пор не понимаю — зачем?
В карманах не было ни гроша. Мой план накрывался, я осталась на улице, без крыши над головой. Глаза защипало от слез, но я упрямо смахнула самую наглую и посмотрела вперед. Плевать. Я выкарабкаюсь. У меня будет лучшая жизнь!
Схватив чемодан, подошла к проезжей части. Но не успела перейти дорогу, как у самых ног остановилась машина.
— Помощь нужна? — из пассажирского окна на меня смотрел Сева. Парень улыбался, но я насторожилась. Он лучший друг Олега. Я не знаю, могу ли доверять ему.
Увидев мою растерянность, он вышел из машины.
— Все хорошо, Лиз. Я могу тебя подбросить. Сумка — то тяжелая, — он кивнул на чемодан, ручку которого я сжимала так сильно, будто это мое спасение.
Сева протянул руку, пытаясь забрать у меня его.