Невольница: его добыча
Шрифт:
Я зажимала в руке иглу с вдетой ниткой. Зажмурилась, вздохнула. Гектор казался таким спокойным, будто просто мирно спал.
— Только не умирай.
— Ну же!
От выкрика Ника я вздрогнула и, не задумываясь, воткнула иглу. С трудом протащила нить, преодолевая сопротивление ткани, обрезала и накрепко связала два конца. Стежок за стежком. По мере того, как рана закрывалась, мне становилось спокойнее. Руки перестали трястись, и я методично прокладывала стежок за стежком, будто делала это много раз. Он будет жить. Обязательно
Я закончила. Ник с интересом посмотрел на работу:
— Ты точно никогда не шила, девочка?
Я замотала головой.
— У тебя дельные руки. А откуда такие узлы?
— Видела однажды.
Ник усмехнулся и снова отхлебнул спирта — как только на ногах стоял:
— Не так, как нужно было. Но аккуратно и крепко — самое главное. Если после всего этого его высочество не вздумает поправиться — я сам его пришибу. Иди, зови парней. Убирайте его отсюда ко всем чертям. Все кровищей изляпали.
Я вышла в столовую, все молча уставились, едва я показалась в дверях. Только теперь поняла, что руки по локоть в крови, платье заляпано.
— Ник велел отнести его на кровать.
Мартин кивнул парням, сам не пошел — остался сидеть с бутылкой. Гектора переложили на носилки. Ник окликнул меня в дверях, порылся в навесном ящичке с бинтами и коробками самоклеющихся повязок. Сунул мне в руки начатую пачку:
— Меняй по мере надобности. Теперь главное, чтобы он очухался.
Я похолодела:
— А если нет?
Он опустил голову и равнодушно пожал плечами:
— Значит, нет.
— Он очнется! — я, сама не зная зачем, толкнула медика в грудь.
Я резко развернулась и пошла вслед за носилками. Он очнется. Очнется. Не может не очнуться.
— Не подведи меня.
Как оказалось, лигур квартировал внизу, под самой лестницей, ведущей в норы. Вот почему он появлялся так вовремя — всегда слышал шаги и скрип. Комната была побольше и поприличнее моей. С широкой кроватью, креслами, с полированными панелями на стенах. Я сгребла одеяло, парни уложили Гектора и поспешили уйти. Я сама хотела, чтобы ушли. Устала. Я накрыла его ноги одеялом, поправила подушку. Повязка уже промокла насквозь, видимо от того, что его несли. Я сменила повязку и села рядом, положив руку на его лоб. Кажется, начинался жар.
Я нашла туалетную комнату за стеной. Вымыла, наконец, руки мутной вонючей водой и старым растрескавшимся обмылком. Платье… Кровяные брызги впитались в тонкую ткань и засохли, побурели. Ну и черт с ними. Не сейчас.
Я вернулась в комнату, посмотрела на мощную недвижимую фигуру. Села рядом и провела пальцами по рассеченному шрамом лицу:
— Гектор, очнись. Ты должен очнуться, ты слышишь? Должен.
Должен. Это был мой бой со смертью, и я стала азартным игроком. Не хотела проигрывать. Я придвинула поближе кресло, забралась с ногами и свернулась комочком. Валилась с ног от усталости, но сон мой был рваным. Я забывалась примерно на час, открывала
Часы у кровати постоянно говорили о том, что время утекает. Прошли почти сутки, но Гектор так и не очнулся. Я понимала, что он жив лишь по слабому сиплому дыханию. Я набрала в миску воды, намочила салфетку и села на кровать, осторожно обтирая покрытое испариной лицо. Он почти плавился от жара. Я положила влажную салфетку на лоб. По лицу прошла судорога, ресницы дрогнули. Гектор открыл воспаленные, покрасневшие глаза, которые теперь казались еще зеленее на фоне воспаленных склер. Он смотрел на меня лихорадочным полубезумным взглядом — и я ликовала, понимая, что это была моя маленькая победа. Хоть в чем-то.
50
Гектор долго смотрел воспаленными покрасневшими глазами. Поймал мою ладонь и прижал тыльной стороной к горячим пересохшим губам. Долго целовал, не отрывая взгляд от моего лица. Я не пыталась убрать руку — он в бреду, не понимает, что делает. Кто знает, что ему чудится сейчас. Наконец, он отпустил меня и медленно прикрыл веки. Я осторожно отодвинула одеяло — повязка уже пропиталась кровью. И осталась только одна. Я аккуратно сменила повязку, отерла покрытое испариной лицо. Ник жалеет лекарство…
Я вышла, оставив Гектора одного, поднялась в норы и вытащила из тайника в подоконнике несколько монет — думаю, должно хватить за глаза. Когда я вошла в медчасть, Ник копался в шкафу и с мелким звоном выгребал разбитые склянки в картонную коробку. Он бегло посмотрел на меня и вновь уставился в недра шкафа:
— Ты… Чего тебе?
Я вошла, остановилась у операционного стола:
— Мне нужны повязки для Гектора. И у него сильный жар. Он просто горит.
Ник поднял глаза над открытой дверцей:
— Нет больше повязок. Дам таблетку, но больше не приходи.
— Чем его перевязывать?
Что-то щелкнуло, и стеклянная полка с грохотом рухнула, рассыпаясь на плитках пола крошечными осколками. Он выругался и прикрыл лицо, чтобы стекло не отлетело в глаза. Поплыл густой спиртовой дух. Наконец, Ник поднялся, порылся в ящике и швырнул передо мной таблетку, облитую пластиком:
— Иди отсюда.
— Он кровью истекает. Я видела, у тебя есть повязки. Полный шкафчик.
Он скривился:
— Мало ли что у меня есть. Дал, сколько мог. Сейчас на него все изведу, а потом своим ребятам понадобится — что делать прикажешь? Они денег стоят.
Своим… Не своим… Я молча подошла к шкафчику на стене, открыла, под его ошарашенным взглядом, достала запаянную пачку и с дробным грохотом швырнула на стол четыреста геллеров:
— Этого тебе, надеюсь, хватит? И таблеток еще дай. Если останется — верну.
Он посмотрел из-под насупленных бровей, желчно пробормотал:
— Какая забота.