Невольница
Шрифт:
Проходя через ворота, она слышала, как переговаривались охранники.
— …В приюте есть хоть на что посмотреть, — смеялся один.
— И не только посмотреть, а? — в тон ему откликнулся другой и захохотал.
И долго еще в ушах у Суман звучал их смех — грязный и злой.
…Суман казалось, что раскаты смеха, зловещего, уничтожающего и презрительного, слышны со всех сторон. Она обхватила голову руками и долго сидела так — до тех пор, пока где-то вдали башенные часы не пробили десять. Тогда она очнулась от дум и встала. Чай уже остыл и покрылся тонкой пленкой от порошкового молока.
7
По небу плыли легкие светлые облака. Начинало припекать. От Дубового парка с багажом на плечах, притороченным для прочности тесемками, перекинутыми через лоб, спускались носильщики.
За носильщиками, волоча по земле ноги в истрепанных туфлях, плелся мунши, он же домоправитель госпожи Сахават Хусейн. Домоправитель то и дело поднимал полу ширвани и подтягивал штаны. Из кармана у него торчала коробочка с паном и виднелась застежка засаленного кошелька. Концы грязного, когда-то красного, пояса, поддерживавшего штаны, покачивались в такт шагам и бились о колени.
На значительном расстоянии от него спускаюсь с горы, опираясь на толстую палку, сама госпожа. Вместе с ней шла Нилам, тащившая целую кучу жакетов и зонтиков.
Госпожа Сахават Хусеин жаловалась:
— Сколько раз я запрещала ей купаться и что ни день мыть голову. Это же Найниталь, а не Лакнау. Но разве теперь кто слушает меня? Вот и докупалась до простуды… Благодарение богу, что хоть теперь съедем с этой проклятой горы. Додумался завезти нас… О чем это я говорила? Да, вот и простудилась. Нилам, спускайся здесь. Здесь ты скорее доберешься. Да приготовь сразу же кипяток для Нафис. — Она обернулась. — А где же паланкин? Никого не видно! Ну ничего, носильщики ходят быстро, да и то сказать, под гору идти нетрудно. Послал этот мунши приглашения на послезавтра… Кому послал — неизвестно. Ох, домоправитель. Эй, мунши!
— Слушаю, госпожа! — остановился тот как вкопанный.
— Послали приглашение госпоже Макбуль, госпоже Шахир и миссис Тандан? Да пригласи гостей господина Номана, что приехали к нему из Ассама. Сын-то их приехал? А невестка? Господин Шадилал тоже здесь? Мунши, кому я говорю?
— Я слушаю, госпожа…
— Толку от того, что ты слушаешь… Отвечай!
— Я уже докладывал вам, что я всем позвонил. Только у миссис Тандан нет телефона, к ней пришлось послать человека.
— И ты послал? Это наверное? Текрама послал? Кстати, чем он у тебя занят? Со вчерашнего дня будто все повымерли в доме. Да побыстрее идите. Как придете, сразу позвоните навабу в клуб, скажите, что мы переехали на Счастливую виллу. А то он вернется в Дубовый парк… О чем это я говорила? Да, пошли сразу Текрама к миссис Тандан и передай ей приглашение. Она живет где-то поблизости, у Брукхилла.
— Я знаю ее дом, госпожа, — вмешалась в разговор Нилам. — Только позавчера молодая госпожа посылала меня к ней взять свитер для образца.
— Тогда ты и зайди к ней прямо сейчас, по пути. А эти жакеты и зонтики отдай вот этому господину. — Она показала на мунши. — Что он плетется порожняком… А миссис Тандан скажи, что я прошу ее послезавтра в половине восьмого пожаловать к нам. Обязательно. Да спроси у нее об этой красильной мастерской, о которой мы говорили. Нет, не надо. Ну, иди. Я расспрошу ее сама.
— Госпожа, ведь сейчас придется растапливать печь, да и другой работы наберется, — вставил мунши. — Пусть Нилам идет с нами, а я пошлю к миссис Тандам нашего Текрама. — И он бросил на Нилам жадный взгляд.
— Пошлешь ты, жди. Он и будет ползти как черепаха. Иди, Нилам, да не задерживайся. А вы тоже двигайтесь поживее и прикажите Текраму растопить печь и все приготовить… Забыла, что я хотела сказать… Этих гостей из Ассама…
Нилам швырнула мунши зонты и остальные вещи, он согнулся под их тяжестью, прищурил глаза, а когда открыл их, Нилам уже взбиралась по склону Брукхилла.
Джавид спускался от поворота к отелю «Швейцария». Правой рукой он сдерживал на цепи огромную овчарку, рвавшую поводок, и из-под ног у него срывались вниз гравий и крупная галька. В левой руке у него была сигарета.
Нилам поправила шарф и приветствовала его.
Джавид вздрогнул, на какое-то мгновение даже растерялся. Неужели эта красавица — Нилам? Та девчонка Нилам, которая носилась по дому, у которой что-нибудь валилось из рук, раскалывалось, ломалось, разбивалось: тарелки, чашки, стаканы. Везде и все она задевала, всегда была в синяках. Та Нилам, что носила чужие обноски, то слишком просторные, то чересчур тесные, то короткие, то длинные до пят? Он не видел ее в обуви, у нее ее вовсе не было. Единственную пару красных шлепанцев она берегла на тот случай, когда приходилось сопровождать хозяйку в гости или уж на очень большие праздники. Да и причесывали ее, наверное, не чаще раза в неделю, волосы смазывали маслом похуже и косы заплетали туго, чтобы они не расплетались раньше, чем через десять дней…
А сейчас Джавид снял темные очки. Чудо! Больше ничего не скажешь. Чудо! Он преградил путь Нилам и с удовольствием ответил на ее приветствие:
— Привет и тебе, Нилам! Как поживаешь? Ваши уже переехали на Счастливую виллу? Да подожди, остановись на минутку. Куда ты мчишься?
Нилам испугалась Джавида. Она хотела только поздороваться с ним и пройти мимо. Но когда Джавид снял очки, она остановилась и отвечала ему прерывающимся от волнения голосом.
— Если вы поспешите, то догоните их… — И она снова попыталась уйти.
Овчарка Джавида рвалась на поводке и тянулась к Нилам. Джавид бросил сигарету, притянул к себе собаку, а другой рукой, чтобы защитить Нилам, обнял ее.
— Тигр, Тигр, на место! Не бойся, Нилам, он не тронет.
Нилам знала красивых, прекрасно одетых юношей из богатых семей. Но только издали. Никогда в жизни ей не представлялось случая быть с ними рядом. Ей не нравились ухаживания и заигрывания слуг, сторожей, поваров, официантов и мойщиков посуды, а тем более ухаживания этой развалины мунши. Иногда ей очень хотелось одеться так же красиво, как одеваются девушки из богатых семей, что учатся в колледжах, надушиться и пойти побродить с друзьями, сходить в кино, покататься на лодке, проехаться верхом на лошади. Ей хотелось быть рядом с красивым, хорошо одетым юношей, который курил бы дорогие сигареты, от которого исходил бы запах таких же духов, какой доносится, когда открываешь сундук с вещами хозяина. Она не хотела, чтобы от ее спутника пахло горьким дымом дешевого табака, чтобы от его рук шел неприятный запах пригорелой пищи, чтобы он пел глупые и грубые песенки и старался рассмешить ее неуклюжими остротами.