Невозможная птица
Шрифт:
Вот кого напоминали птицы, решил Дэниел. Туристов. Они проходили мимо. Рылись в товарах. Пробовали. Они не понимали. Это ничего им не стоило. Смотреть можно бесплатно. Ему захотелось объяснить им. Но это была история его брата. Конечно, Майк смог бы рассказать её лучше, чем он.
Дэниел встал на колени у дороги, держа колибри Дуайта в сложенных ладонях и повторяя волшебные слова, которые, казалось, были всем, в чем он нуждался: я – брат. Я – брат. Я – брат. Он понял, что это стало для него своеобразной молитвой. Он не мог даже припомнить, когда в последний раз делал это: преклонял колени и молился. Но он чувствовал благодарность, огромную благодарность,
Единственное, о чем он жалел – что не сможет никому рассказать об этом. Из этого вышла бы чертовски хорошая книга. Это была бы книга, которой можно было бы наслаждаться; не из тех книг, которые нужно изучать. Правда, возможно, пришлось бы прочесть её дважды. Как и жизнь, на первый взгляд она не имела бы смысла. И на второй раз её читал бы уже другой человек. Нужны двое, чтобы понять её. Книгу, которую он никогда не напишет. Он назвал бы её «Невозможная птица».
– Пожалуйста, – сказал он. – Я готов. Отпустите меня.
И он вспомнил.
ПРИЧАСТИЕ
И Майк понял: он не имел никакого понятия о том, с кем имеет дело.
– Я хочу знать, – сказал он со своего насеста на дереве, – на что вы похожи. Иначе я не смогу понять.
Птицы были удивлены.
– Ты хочешь понять?
– Да.
– Тебе не понять. – Печаль.
– Я постараюсь.
– Ты не сможешь. — Глубокая печаль. Почему они излучают печаль?
– Пожалуйста, – сказал Майк. – Помогите мне.
И он ощутил, как температура дня меняется, словно туча заслонила солнце. Ему нелегко было попросить их о помощи – довериться им. Это было последней вещью, которую ему хотелось делать. Но ему необходимо было знать, что имелась какая-то причина. Он смог бы принять это, если бы нашлась причина. Ей даже не обязательно было быть уважительной.
– Как вы называете себя? – спросил Майк, внезапно осознавая, что они не были представлены, и чувствуя запоздалое замешательство.
– У нас нет имён.
Да, верно. Хранительница говорила об этом.
– Как вы различаете друг друга?
– У нас почти такая же проблема, – сказали они своим странным, кружащимся в вихре хором. – Вы все выглядите для нас похожими. – И в этот момент Майк готов был поклясться, что вся стая подавила смешок. Ничего не было сказано, но их эмоции, казалось, пропитывали воздух.
– Что вы едите?
– То же, что и вы, – ответили они. – Звёздный свет. Звёздный свет? – подумал он. Ну да, конечно, свет
солнца. Который питает землю и море, которые питают животных и растения. Которыми питаемся мы.
– Как вы выглядите? – Едва лишь он задал этот вопрос, как почти раскаялся, ибо почувствовал укол ужаса, пережиток своей юности: расплывчатые воспоминания о пришельцах, имеющих гротескно-кошмарный облик. Склизких и снабжённых щупальцами. Рогатых и покрытых буграми.
– Потри, пожалуйста, свои глаза.
– Что?
– Только сначала прикрой веки! – настойчивое, но мягкое родительское напоминание.
Он сделал это. Закрыл глаза и потёр их костяшками пальцев, и увидел пляшущие огоньки, нейроны, возбуждающие оптический нерв, молнии и кометы, скользящие вокруг безумными петлями, как фигуристы, оставляя позади себя светящиеся следы, которые тлели и рассеивались, как…
– Светлячки! – сказал он и почувствовал, как его омыло тёплой улыбкой.
– Что-то в этом роде. Мы их называем «огненные хвосты». Они прекрасны, правда?
– Да, – сказал Майк, вспоминая летние ночи, когда они с Денни охотились за ними с консервными банками на заднем дворе.
– Мы очень красивы.
Забавно. Он никогда не слышал, чтобы кто-нибудь говорил так о самом себе.
– Мы с Денни прокалывали дырки в крышке, – сказал он, чувствуя потребность объяснить своё воспоминание. – Чтобы они не умерли.390
Молчание.
– Но они все равно умирали, – признался он, вспоминая слой коричневых тел, который они находили на дне банки наутро.
– Некоторые вещи нельзя изменить.
Он окинул взглядом переливающуюся завесу колибри, струящуюся перед ним, как марокканский ковёр на ветру. Прекрасные абстрактные узоры, которые имели для кого-то какое-то значение. Не для него. Он почувствовал себя бесполезным и глупым: он был не тем человеком, который смог бы справиться с этим.
– Я могу задать вам ещё тысячу вопросов, и все равно не пойму.
– Мы очень разные, Майкл. И мы ещё только начали разговаривать.
Он вздохнул.
– Может быть, мне и не нужно понимать. Может быть, мне нужно просто услышать ваш рассказ.
– Наш рассказ?
– На что похоже – быть вами.
Он почувствовал: эта мысль взволновала их.
– Причастие. Мы можем попытаться. Но оно не будет… — пауза, словно пришельцы совещались между собой. – Мы не сможем создать точную копию. Достаточно ли, если она будет «почти» похожей?
– Что вы имеете в виду?
– Мы можем предоставить тебе аналогию. Но это будем не мы. Майкл! Мы поделимся с тобой своим ощущением. Ты должен собраться с духом.
Он устал от всеобщей уклончивости. От почти ясности.
– Просто сделайте это, – сказал он. И они сделали.
Вниз
Вниз
Боже Мой Я Падаю Вниз
Весь мир горит их крылья корежатся как целлофан на костре их прекрасная зелёная земля превратилась в пепел и золу и реки плавящейся лавы дети чьи крылья слишком слабы чтобы ловить потоки вынужденные держаться на спине своих матерей не могут вдыхать обжигающий воздух не могут удержаться падают падают вниз вниз в бушующее пламя и их крики и их ужас и ужас их матерей которые видят как они падают слышат их крики но не могут сделать ничего чтобы удержать их от падения и матери которые перестали бороться складывают свои могучие крылья на груди и кидаются в пылающую бездну один последний безнадёжный взгляд на тех кто остался в стае и затем вниз вниз в пламя пожирающее их мир О как больно терять свою свободу свой полет свой дом все горит огнём мир который всегда был прочным надёжным незыблемым о как прекратить это прекратить падение прекратить падение вниз падение вниз Вниз. Вниз. Вниз…