Невозможная птица
Шрифт:
Кухня была наполнена полумраком и порхающими птицами, вспыхивающими, как светлячки, когда они попадали в луч яркого полуденного света, струящегося из раскрытых окон. Колибри затеяли воздушный бой. Мельтешение красочных пятен, низвергающихся и вздымающихся вверх, закладывающих сложные петли и рисующих в воздухе замысловатые узоры. Вибрирующий, почти музыкальный звук их крыльев становился тоном ниже, когда они пролетали мимо – допплеровский эффект. Как им удавалось не сталкиваться?
Огромный чёрный кот величественно вошёл в кухню, словно настоящим хозяином здесь
Маленькая женщина помешивала деревянной ложкой в кувшине, наполненном дольками лимона. Умиротворяющее позвякивание кубиков льда и стук дерева по стеклу.
Кот описывал бесконечные круги вокруг ног Майка, тот ощущал его мягкое давление на своих лодыжках. Он спросил:
– Вы не боитесь, что он доберётся до птиц?
– Кто, Себастьян? Да что ты, Себастьян любит этих пташек. В отличие от тебя, не так ли, мальчик? – Кот посмотрел на неё снизу. Она хихикнула. – Он, между прочим, очень воспитанный.
Себастьян. Имя звучало знакомо. Кот запрыгнул к Майку на колени и уселся, глядя ему в лицо, в позе сфинкса. Ощущение было такое, словно кто-то положил ему на ноги мешок тёплой глины. Кот пристально смотрел на него своими жёлтыми глазами с кинжальными щёлками зрачков, словно говоря: ты мой.
Хранительница протянула Майку пластиковый стаканчик с узором из подсолнухов – настолько холодный, что жёг пальцы. Он ожидал в очередной раз вкусить совершенство: в совершенстве сладкий и в совершенстве кислый лимонад. Сделав глоток, он получил такой шок, что чуть не поперхнулся. Напиток был совершенно ужасен. О, как это было мерзко! Мерзко в таких смыслах, о которых он даже не подозревал. В нем не было ни единой оправдывавшей его черты.
– Я видел вас раньше, – сказал он. Она стояла, опершись спиной о раковину, скрестив руки на груди. – По-моему, в аэропорту.
– Вполне возможно. Я много летаю. Я занимаюсь делами переселения.
Он не мог опознать её акцент. Подумал было, что британский, но он звучал как-то не так. Он был более грубым, более вульгарным. И ещё её голос был на удивление низким для женщины её сложения. Она согнала нескольких птиц со стола. Они оба с восхищением смотрели, как птицы танцуют в воздухе – кот и Майк. Да, она была права. Не то чтобы кот не интересовался ими. Но он владел своими эмоциями, словно находился под властью закона более высокого, чем аппетит.
– Видел ты когда-нибудь более странное зрелище? – она имела в виду птиц.
– Думаю, я однажды видел летающую тарелку. Когда был ребёнком.
Берберская слеза между её глазами была темно-золотая, с ржавчинкой.
– Они не летают на тарелках, милый.
– А на чем?
– Ты не поверишь.
– Ну все же.
– В пузырях. Вся стая забирается туда. Так они пересекают пространство. Это суда с совершённым обменным циклом. Абсолютно никаких отходов. Они – повелители энтропии, – она заметила выражение его лица и добавила: – Поверь мне.
Внезапный поворот разговора сбил его с толку. Майк осмотрел комнату. Взглянул на лучи света. На птиц. На кота. Лимонад в его руке подрагивал в такт его пульсу; концентрические круги сходились от краёв к центру, в противоположность брошенному в воду камню.
– Где я?
– Закрой глаза и положи сверху ладони. Вот так, – она сделала жест, как при игре в прятки.
Он повиновался. И через мгновение он уже не знал, где он. Он знал лишь, что больше не находится на кухне у Хранительницы.
Мы начинаем видеть невозможное постепенно. Медленно уходя от привычной перспективы и неадекватных метафор, пока язык не потерпит окончательное поражение и мы не увидим вещь такой, какова она есть.
Сначала ему показалось, что он стоит на дне пустотелой секвойи. Майк как-то был внутри такой секвойи в тропическом лесу в штате Вашингтон. Её сердцевина была выжжена пожаром, и можно было попасть внутрь через большую трещину в стволе.
– Не открывай глаза. Уловил?
Он кивнул.
– Смотри лучше.
Он посмотрел. И увидел, что на самом деле это не было деревом, а если было, то это было высочайшее дерево на планете. Он словно находился внутри гигантского бобового стебля, простирающегося вверх насколько хватало взгляда. Стены его, казалось, пульсировали и мерцали, и стебель словно бы слегка клонился под ветром. Наконец, благодаря какой-то прихоти ума или сдвигу в восприятии, Майк увидел, что находится на дне огромной воронкообразной тучи, наподобие торнадо, но её края вращались неспешно, а стены были покрыты колибри: их крылья хлопали, их многоцветные грудки были повёрнуты к центру, пульсируя в такт дыханию. Он почти почувствовал тошноту, глядя на этот вращающийся туннель, на трепещущих птиц, и слыша непрекращающийся низкий вибрирующий гул, в то время как трубкообразное облако изгибалось дугой и сворачивалось спиралью над его головой, подобно стеблю какого-то диковинного растения на океаническом дне.
– Что это? – спросил он.
– Это можно назвать живой библиотекой.
– Где она находится?
– Это нечто вроде пуповины, идущей от материнского корабля. Если бы кто-нибудь мог увидеть его – а этого не может никто; он находится в измерении, лежащем за пределами твоих возможностей, как трепещущие крылья колибри – но если бы кто-нибудь все же смог увидеть его, он увидел бы его как огромное грибовидное облако над Майами, штат Флорида.
Что ж, вот и ответ на все вопросы, подумал Майк. Какое облегчение. Я нахожусь в Майами.
Хранительница хихикнула, и у него создалось впечатление, что она подслушала эту его мысль.
Высоко-высоко над своей головой он увидел серебряную точку в центре белой дымки. Он вспомнил.
– Это они! Это то НЛО, которое я видел! Это и есть материнский корабль?
– Это не корабль, Майк. Я же тебе сказала. Это они. Он отнял ладони от глаз и сощурился, моргая от света,
наполнявшего кухню Хранительницы.
– Что они делают?
– Сохраняют вас. Собирают данные. Упаковывают их.