Невская битва. Солнце земли русской
Шрифт:
Андреас давно угадал мечту строптивого русского князя — он хочет заманить рыцарей Тевтонского ордена туда, к северу, где река Эмбах [99] впадает в Пейпус [100] . Семь лет назад там, на льду Эмбаха, Александр с отцом успешно разгромил войско ордена, пустив многих рыцарей под лед реки. Но теперь Андреас фон Вельвен сделает все возможное, чтобы не доставить ему такого удовольствия, он не пустит его к Эмбаху, а сбросит на лед озера и там уничтожит.
99
Эмбах — немецкое наименование реки Омовжи.
100
Пейпус — немецкое название Псково-Чудского озера. Эстонцы называют его Пейпсиярв.
Шел третий день после того, как передовой, довольно крупный отряд ордена вступил в бой со значительно меньшим по численности дозорным отрядом Александра и полностью разгромил его. Александр потерял в бою нескольких лучших своих витязей — погиб главный новгородский воевода Домаш, смертельно раненными были увезены с поля боя двое других славных вояк — главный тверской воевода Кербет и оруженосец князя Савва, тот самый, который подрубил столб и повалил великую ставку Биргера в битве на Неве.
Тогда, на Неве, взошло солнце Александра. Здесь оно должно погаснуть.
Два года назад, находясь в Дарбете, Андреас готовил войска, чтобы идти на помощь объединенной скандинавской рати, когда вдруг узнал о том, что Александр, проявив какую-то неслыханную прыть, наскочил на шведов, норвежцев, финнов и датчан в месте впадения речки Ингеры [101] в Неву и нанес им сокрушительное поражение. Доблестные викинги, посланные папой Григорием, претерпели такой позор, что датчане, к примеру, и вовсе запретили где-либо упоминать о своем участии в том походе. Тогда же двое сыновей датского короля Вальдемара, Кнут и Абель, вывели войско из Ревеля, чтобы вместе с Ливонской комтурией Тевтонского ордена идти с войной на Гардарику.
101
Ингера — Ижора.
У Вельвена были и свои личные счеты с Александром, Он не забыл, как тот переманил на свою сторону нескольких рыцарей, бывших швертбрудеров. Те сначала остались в Гардарике, дабы изучать русские нравы, а затем, когда юнгмейстер Андреас пришел, чтобы забрать их, выяснилось, что они все приняли схизматическую веру, лишились папской благодати и перешли на службу к Александру. Понятное дело, что швертбрудерам, разгромленным литовцами, трудно жилось в лоне Ливонской комтурии, но — такое предательство!..
Правда, один из предателей происходил-таки из русского рода. Предки его владели небольшим городком на самой западной окраине Черной Руси [102] . Городок назывался то ли Райчов, то ли Радшов, но когда он вошел в состав земель Тевтонского ордена, то, как и положено, стал именоваться Радшау, так же переименовался и род владетелей городка, принявших германские обычаи. Однако, сколько волка ни корми, он все в лес смотрит, сколько русского ни очеловечивай, на нем все равно русская шкура вылезет. Вот и Радшау переметнулся, снова русским стать захотел. Ну ладно бы один, а то еще двух товарищей своих прихватил, тоже, между прочим, неплохих рыцарей.
102
Черная Русь — пограничье нынешней Белоруссии и Польши с городами Гродно, Слоним, Волковыйск и др.
Каким-то боком это вылезло и против самого Вельвена. Он должен был вот-вот получить титул ландмейстера Ливонской комтурии, чтобы затем стать гроссмейстером всего ордена. Но тут вместо него ландмейстером был провозглашен Дитрих фон Грюнинген, а Вельвену пришлось довольствоваться титулом вицемейстера.
Тогда не удалось вовремя прийти на помощь викингам. На южных рубежах подняли восстание литовцы и латыши, и фон Грюнинген вынужден был идти их усмирять. Поход на Гардарику возглавил вицемейстер Андреас и двое датских принцев. Сын псковского князя Владимира, беглый Ярослав, который вместе с матерью жил в орденской крепости Оденпе, подписал великую скру — грамоту, в которой объявлялось, что отныне все Псковское королевство подарено в вечное пользование епископу города Дарбете. И эту, в сущности, ничего не стоящую скру Вельвен показывал всему народу и рыцарству, взывая идти на Плескау и изгонять оттуда русичей.
Несмотря на немецкую власть, Дарбете в то время все еще оставался Юрьевым — русским городом, с русскими обычаями и нравами, и сколько ни старался вицемейстер Андреас, ему не удавалось собрать войско из русских жителей города. Он приказал повесить несколько десятков бунтарей, призывавших юрьевцев не подчиняться немцам, но и это не помогло. В итоге ему пришлось довольствоваться одной только чудью, как именовали эстов русичи. А в решительные мгновения битвы на этот сброд — никакой надежды. Хороши только чтобы добивать поверженного врага, когда истинному рыцарю становится отвратительно руки марать.
Не встретив никакого сопротивления, немцы, датчане и эсты дошли тогда до русской крепости Изборск, по-немецки именуемой Эйзенборгс, и осадили ее. Великая дарительная скра Ярослава Владимировича не подействовала и на защитников крепости, они продолжали крепко обороняться. С великим трудом захватив Эйзенборгс, тевтоны не могли сдержаться от ненависти, убивая всех подряд, не различая мужчин и женщин, стариков и детей.
Помнится, один из рыцарей, Даниэль Шепенхеде, проявил малодушие. Подъехав к Вельвену, он возмутился:
— Разве христиане могут убивать детей, стариков и женщин?
— Возьмите себя в руки! — грозно ответил ему вицемейстер. — Они убивают не детей, а выродков рода человеческого, не женщин, а плодовитых ехидн, не стариков, а увядший чертополох! Если вы будете и впредь относиться к русским схизматикам как к людям, вам больше нет места в нашем священном воинстве.
Говоря это, он держал в руке свой изящный фауст — стальной чекан в виде кулака с ножом, насаженным на длинную рукоять, и в подтверждение своих слов Андреас фон Вельвен ловко подшиб им пробегающую мимо девчонку лет десяти, да так, что раскроил ей череп, и она, мигом испустив дух, беззвучно упала на землю, орошая все вокруг себя молодой ярко-красной кровью.
Потом к Эйзенборгсу пришло ополчение из Плескау, весьма богатое, их шлемы и латы сверкали на солнце подобно зеркалам. Сам Гавриил Гориславич, псковский воевода князя Александра, вел за собой это войско. И оно было полностью разгромлено рыцарями ордена у стен Эйзенборгса, рассыпано по окрестностям и уничтожено, несмотря на то, что там были отменные воины и превосходные лучники. Сам Гавриил Гориславич погиб в битве, сраженный точным ударом копья.
Как приятно было сейчас Андреасу вспоминать те дни! Хронист ордена Петер Дюсбург тогда радостно написал в своих рифмованных летописях: