Невская битва. Солнце земли русской
Шрифт:
Сейчас шел Великий пост, который по уставу Тевтонского ордена дома Святой Марии следовало строго соблюдать даже во время военных походов. А жаль — судя по всему, в этой русской деревне Ольхау очень даже есть чем поживиться. Хотя епископ Герман — человек сговорчивый, и можно быть уверенным, что мейстер Андреас сумеет договориться с ним о благословении вкусить скоромной пищи накануне большого сражения. Как можно забыть епископскую милость, когда он не только рыбу и яйца, но даже само мясо разрешил есть в Дарбете перед самым выступлением войска в поход. И не только воинству, но и самому рыцарству. Только мейстер Вельвен принес себя в жертву — ел на пиру все, кроме говяжьего и свиного мяса. Правда, при этом уложил себе в желудок двух откормленных каплунов. Но в тот день епископ Герман приравнял птичье мясо к рыбьему. Он сказал: «Господь, превративший воду в вино на браке в Кане Галилейской, сегодня превращает кур и гусей в карасей и щук, а карасей и щук — в морковь и репу». Дай Бог ему доброго здоровья! Мудрый епископ. Хорошо бы и сегодня Христос превратил мясо в рыбу, а рыбу — в овощи. Тогда завтра веселее будет идти на бой с проклятыми схизматиками, которые, как известно, вообще постов не соблюдают, а если и соблюдают, то лишь для отвода глаз, когда их видят истинные христиане, подчиняющиеся папе римскому.
Ну а теперь пока что следовало отправить людей, чтобы измерить толщину льда на середине озера. Русское войско перешло через Пейпус и не провалилось, но оно не такое тяжелое, русичи до сих пор предпочитают легкие доспехи, многие даже не надевают наплечники и совсем не заботятся о конских доспехах. Лица у некоторых остаются почти открытыми, а у немца — либо забрало, либо сплошной шлем с прорезями для глаз. Каждый русский воин в среднем фунтов на сорок легче тевтонца. А если вместе с конем, то и на все сто фунтов. Это надо учитывать, апрель, вот-вот весна придет, на лед не сильно надейся.
— Удача на моей стороне, — подъехав к мейстеру Андреасу, сказал Йорген. — Прошу нашего господина позволить мне возглавить дозорный отряд.
— Именно это я и собирался сделать, — доброжелательно кивнул Вельвен. — Отправляйся, Йорген. С собой возьми Винтерхаузена, фон Акена и моего брата Иоганна. Храни вас Дева Мария!
— Мы вскормлены Ее молоком, — улыбнулся Йорген.
Собрав необходимый отряд, Кюц-Фортуна отправился по льду озера на восток, в сторону отползшего русского медведя. Лошади шли медленно, Йорген двигался впереди всех, зорко вглядываясь в даль. Там уже виднелись дымы над кострами русских, это означало, что они ждут их здесь, и на озере собираются сражаться. Вскоре под дымами стали проблескивать и огоньки.
— Прорубь! — воскликнул оруженосец Винтерхаузена, углядев в стороне справа следы русской разведки.
— Тем лучше, — усмехнулся Йорген. — Нам не надо будет рубить лед.
Они подъехали к проруби, и оруженосцы быстро восстановили ее, уже успевшую обрасти новым ледком. Замеры оказались удовлетворительными — при таком морозе, как теперь, лед выдержит.
— Главное, чтобы все наши помнили — нельзя в случае отступления идти туда, — сказал Иоганн фон Вельвен, указывая в южном направлении. — Там бьют теплые ключи, и лед в это время года будет ломким. Русские называют эту часть озера Узменью, что значит — узкое место. Это пролив между Большим и Малым Пейпусом. Иное наименование Узмени — Теплое озеро.
— Не думал, что брат нашего полководца способен думать об отступлении, — сказал Йорген фон Кюц-Фортуна.
— Следует обо всем думать, даже и об отступлении, — невозмутимо отвечал Иоганн. — Обратите внимание, русские жгут костры вдоль всего берега. Стало быть, они предвидят наше возможное бегство и поставили несколько отрядов там, чтобы ударить по бегущим.
— Скорее всего, они пытаются запугать нас количеством дымов. Чтоб мы подумали, будто их много. Я слышал, что так же действуют татары. Видать, русские у них научились, — сказал Эрих Мертвая Голова.
— Сколько бы их ни было, мы разгромим этот сброд. Вон там. — Йорген указал вперед, туда, где виднелось наибольшее скопление русских и где было больше всего дымов над кострами.
— Да, — согласился Иоганн фон Вельвен. — Повсему видно, они намерены здесь встретиться с нами и решить судьбу всей войны.
— Дружище! Уж не вознамерился ли ты искупаться? — спросил Йорген у второго Иоганна — фон Акена, который, сойдя с коня, подошел к самому краю разворошенной проруби и любовался игрою солнечных лучей в воде и льдинках, шевеля ледяное крошево концом своего меча. Это был стариннейший меч, принадлежавший одному из перегринаторов еще первого похода. У него было латинское имя Медулларис, чтоозначало, кажется, «рассекающий до мозга костей».
— Нет, — спокойно отвечал фон Акен, — я просто задумался о красоте Божьего мира, о красоте природы, в особенности нашей, северной. Разве можно вообразить себе подобную красоту где-нибудь в Египте?
— Ты поэт, Иоганн, — засмеялся Кюц-Фортуна. — Тебе надо примкнуть к Люсти-Фло, вместе вы напишете куда более изящные рифмованные хроники.
— Завтра я обещаю утопить в этой проруби парочку русских, — сказал фон Акен, желая показать, что, несмотря на склонность к тонким чувствам, он остается истинным тевтоном — воином, завоевателем пространств и народов.
Глава восьмая
В ПРЕДВКУШЕНИИ КАШИ
Вэто самое время князь Александр Ярославич в последний раз объезжал противоположный от немца берег Чудского озера, принимая окончательные решения о судьбах завтрашней битвы. При нем находились отроки Ратисвет и Терентий Мороз, брат Андрей со своими оруженосцами Туреней и Переяской, Ратша и Гаврила Олексич, Сбыслав и Яков Свистун. Светило яркое солнце, было морозно, но с востока поддувал теплый ветерок, о котором Яков сказал:
— Восток тепликом дышит, весенний. Глядишь, не завтра, так послезавтра немцу уже и опасно по льду идти будет. У них чуяльщики тоже имеются, поймут, что завтра — самый поздний день, когда можно идти воевать нас.
— Да чего уж там, и без того всем ясно, що завтра нам с ними расцеловываться, — промолвил Сбыслав.
— Гляньте-ка, они там нашу вчерашнюю лунку изучают, — указал зоркий Ратисвет на дозорных немцев, копающихся в проруби. — А на берегу-то их — видимо-невидимо!
— То-то и оно, что сие только одному тебе и видимо, — усмехнулся Олексич. — Ты у нас глазастый, не хуже приснопамятного Ратмира.
— А и я их вижу, — сказал Александр, и впрямь углядев на другом берегу озера шевеление больших войск рыцарей.
— Я тоже, — поспешил похвастаться и своим зрением ловчий. — Не так уж и далёко до них. Верст шесть.
— А то и пять, — возразил князь Андрей.
— Тем более.
— Думаю, здесь чело будем ставить, — сказал Александр, оглядываясь на крутой берег позади себя. Он развернул Аера и встал лицом к этому берегу. Слева от себя он видел возвышение острова Городец — высокую черную скалу, называемую Вороньим Камнем [118] . Стало быть, оттуда, с вершины этой скалы, можно будет видеть все, что происходит здесь. Это хорошо. Он уже облюбовал для себя Вороний Камень как свое главное место во время битвы — с него все окрестности просматривались как на ладони. Битва предстояла тяжелая, и он понимал, что действовать лихо и почти безрассудно, лезть в самую гущу сражения, как в битве со свеями, здесь ему негоже.
118
В те времена Вороний Камень находился на острове Городец, со временем остров опустился, и в итоге образовалось два острова — Городец и Вороний, второй представляет собой вершину Вороньего Камня, ушедшего на три четверти под воду.