Невымышленные рассказы
Шрифт:
Старик задумался, нередко на Земле мы слышим о пагубности дурных мыслей. Об их бесперспективности и обязательном воздаянии за причинённое зло. О необходимости соблюдать нормы поведения, присущие человеческому сообществу, в котором достоинство – не последнее слово! Ведь нет ни одной религии, которая не призывала бы к миролюбию. Разумному общению всех со всеми…
Старик вздохнул и обратил внимание на нечто, державшееся особняком. Отстранённость этого нечто, выраженная в задумчивом наблюдении за собратьями, вызвала его неподдельный интерес. Вокруг сновали жаждущие вернуться в бренный мир. На их суетливом фоне спокойствие привлёкшего внимание порождало странное ощущение. Что-то в нём было завораживающим. Так манит пламя костра, вынуждая забыть обо всём.
Старик попытался прочесть мысли того, к кому было приковано его внимание. Однако не смог. Это нечто было опустошено! Правда, внутренняя пустота не являлась следствием страданий, присущим многим из присутствующих. В ней таилась бездна, на дне которой скрывались удивительные тайны. Старик, не отрывая взор, следил за умиротворением, исходившим от предмета его любопытства. Он был всецело поглощён этим – и нечто откликнулось. Не оборачиваясь, оно спросило:
– Могу я чем-нибудь помочь?
Бесконечность
Наш герой смутился, уж больно неожиданным был вопрос. Но тут же поблагодарил, старательно скрывая смущение. Нечто вернулось к привычному состоянию – наблюдению за происходящим. Наконец, не в силах одолеть собственное любопытство, старик поинтересовался:
– Если не секрет, – завибрировало пространство, – в чём причина вашего спокойствия?
Неизвестный не стал отмалчиваться и любезно ответил:
– Если бы я знал! – при этом в его словах не чувствовалось иронии. Ответ был искренним и простодушным.
Другое дело, что старика он не удовлетворил. Как же так? Разве можно оставаться безучастным, ожидая возвращение на Землю?
– Вполне, – отвечая на его сомнения, мысленно возразил собеседник. – Однако вы, – уточнил он, – судя по всему, всё ещё привязаны к прошлому. Испытываете сильные чувства к тем, кого оставили на Земле.
Его проникновенность обезоружила, и старик, невзирая на жизненный опыт, смутился. Чувство вины непреднамеренной, а потому ещё более неприятной, овладело. Он ощутил себя учеником, который пытается оправдаться, не выучив домашнее задание. Его собеседник, едва обменялись мыслями, сразу занял положение, каковое по праву принадлежит старшему. В то же время излучал доброжелательность, и старик не чувствовал себя уязвлённым. Чувство вины понемногу рассеялось. Непонятной природы груз исчез, будто его и не было. Невиданная лёгкость пришла ему на смену.
Как показало дальнейшее, собеседник оказался весьма интересным. Он неспешно отвечал на вопросы, то и дело возникавшие в ходе беседы. Их бесконечно долгий разговор прояснил многое. В том числе и то, что незнакомец давно оставил Землю. И не собирался туда возвращаться. Причём решение принималось не им. Какая-то неведомая сила, не спрашивая ничьего разрешения, согласно одному ей известному порядку распределяла тех, кто витал вокруг Земли. Кого обратно на планету, а кого – в другие миры. Обо всём этом и ещё о многом другом поведал собеседник. Он не делал тайны из того, что ею не являлось, и старик впитывал каждую мысль.
Помимо прочего узнал, что жизнь во Вселенной во всём, что она есть в бесконечности повторения малого и большого, устроена в великом множестве подобий подобно. Что в ней присутствуют миры, которые миры сотворяют, также в ней существуют места, где происходит распад всего и вся, и она не лишена космических помоек, мест утилизации и хранения чего бы то ни было, за неимением коего невозможно было б иным, творящим механизмам находить себе для продуцирования иного исходные материалы. А оные не болтаются во вселенском пространстве, которое заполнено веществом. Получается, пояснил собеседник, Вселенная сама по себе находится в строгом различной природы равновесии: термодинамическом, изотермическом, нейтрально-ядерном и прочем.
Места во Вселенной, продолжал он, обозначенные как «зоны зарождения», представляют из себя мегаразмеров фабрики по производству чего-то хоть сколько-нибудь важного. Иными словами, имеющего конкретный смысл для поддержания процессов, суть которых не коллаптоидна по своей природе. Такими продуцентами могут быть звёзды и следы их деятельности – такие, например, как «звёздные системы» наподобие нашей, домашней, Солнечной. Он сделал паузу. К слову сказать, условия, в каких они находились, позволяли легко усваивать любой материал, и не было нужды что-либо повторять.
Скопления умирающих, или субстанционно-деэволюционизирующих образований типа сверхгигантов, неспешно продолжал собеседник, ставших таковыми из-за выработки основного топливного субстрата в них, представляют собой довольно агрессивные среды. Ибо уровень масс, радиации и прочих последствий инволюции, как правило, парадоксально нежизнепригоден. Кроме того, он посмотрел вдаль, отдельным явлением существуют «чёрные дыры» – зоны, где не работают законы физики. Где нарушены все мыслимые правила какого-либо равновесия. В них умирает всё. Безусловно, «умирая», вещество Вселенной меняет исходное разложение материи, ибо просто так ничего исчезнуть в никуда не может. Правда, тот смысл, который имело то или иное образование до встречи с «чёрной дырой», безвозвратно уходит в своём изначальном заложении.
Старик задумался: если он правильно усвоил сказанное, смерти как её понимают на Земле – не существует! Чему сам был наглядным подтверждением. И жизнь – бесконечна в своих проявлениях. Внезапно его озарило – возможно, именно это и служило причиной безмятежности собеседника! Его спокойствия и умиротворения.
Едва завибрировав, эта мысль тотчас стала известна, и тот, кого всё это время слушал, улыбнулся. По крайней мере, у старика создалось именно такое ощущение. В ответ на улыбку он вежливо поинтересовался:
– Неужто нет ничего из прошлого, что хотелось бы вспомнить?
Собеседник не оставил вопрос без ответа. Правда, сделал это своеобразно. Он распахнул память, до того закрытую так плотно, что ни одна мысль не могла просочиться вовне, и, не спрашивая разрешения, погрузил в неё старика. Тому ничего не оставалось, как впитывать чужие воспоминания, едва успевая замечать сменяющиеся одну за другой картины. Это было удивительно! Старик словно проживал не свою жизнь. Он явственно ощутил свежесть морозного утра, услышал журчанье ручья неподалёку от заимки, где любил бывать хозяин воспоминаний, натужный скрип калитки и заливистый смех детворы. Отправившейся к ближайшему оврагу, для верности политому водой. Превращённому таким образом в ледяную горку, с какой любили кататься не только детишки, но и взрослые. Особенно на Крещенье, когда стояли лютые морозы и санки весело скользили вниз. Разгоняясь, они норовили сбросить седоков, и мало кому удавалось на них удержаться. Не справившись, многие, хохоча, влетали в пушистые сугробы. После неуклюже отряхивались и взбирались на овраг.