Невыносимый
Шрифт:
— Мамочка! Смотри! — темные кудряшки подпрыгивают, когда Кейли подходит ближе к переносной камере, держа новую куклу. Оберточная бумага разбросана по полу, везде виден свет: синих, красных, зеленых, и белых огоньков, от дерева, запечатленного на заднем плане.
— Посмотри на это, Кейли, — Диана появляется на экране, а мужчина смеется. Голос слышится достаточно близко, и становится очевидно, что он тот, кто держит камеру.
— Не надо больше, — медленно произносит она. Рыдания сотрясают ее так сильно, что я ощущаю их глубоко в своей душе. Пальцы, впивающиеся в мою чертову
Мой захват ослабевает, когда я толкаю девушку на колени и встаю позади нее, все еще сжимая ее горло рукой, на всякий случай.
— Стоять на коленях крайне важно. Я ожидаю, что ты будешь делать это для меня. Теперь, прими свои воспоминания, рабыня. Это твоя дочь. Повернуться к ней спиной — это худшая вещь, которую ты можешь сделать. Столкнись со своими страхами, — говорю я, превращая свой голос в шепот. — Посмотри, как она прекрасна.
В это время, опираясь на меня всем весом, она продолжает сдерживаться и смотреть. Борьба в ней заканчивается, когда она начинает пялиться на экран, рыдая. Контраст смеха и плача прорывается сквозь мои стены, и я оборачиваю свою вторую руку вокруг ее живота, притягивая ближе к себе, чтобы усадить девушку между своими бедрами. Увидеть ее, узнать ее, в ее счастливом прошлом, подобное которому, когда–то могло быть и у меня…
Мои глаза закрыты, я утыкаюсь лбом в ее макушку. Возможно, у Розы и меня, могло быть что–то подобное, если бы наш ребенок остался жив. Она была так взволнована по поводу родов. Появления нашего сына. Так же, как и я. Шесть дней. Вот и все, чем мы смогли насладиться, прежде чем "синдром внезапной смерти младенца" забрал его у нас.
— Вот, открой один из этих, — голос Дианы эхом раздается вокруг меня. — Ронни, положи камеру и садись с нами.
Темнота, которая окружает меня, кажется, буквально обхватывает мое тело. Мои веки открываются шире, и я прижимаюсь к ее щеке, пытаясь оставаться тихим, пока перед ней разворачиваются события.
— Я так по ним скучаю. Боже… — кончики ее пальцев на мгновение впиваются в меня. — Зачем он их отнял?
Я не знаю, что ответить. Это один из тех вопросов, который я задавал себе слишком много раз.
— Я не знаю. Но ты не одинока, рабыня.
Она дергается.
— Как ты можешь так говорить? Без них, у меня никого нет.
— У тебя есть я, — я считаю свой тон нейтральным, когда возвращаю свое внимание назад к экрану. — Твоя боль… — я расскажу ей о себе? Поделюсь частичкой себя, что не делал ни с одним рабом, которого брал? Моя рука сжимается вокруг нее еще крепче, когда я обнимаю ее изо всех сил. Слова не выходят, независимо от того, насколько сильно я пытаюсь их произнести.
— Ты потерял кого–то, не так ли? — в ее голосе слышится почти надежда. Желание установить эту связь, и я хочу помочь ей.
— Да, — я обхожу подробности, так как смотрю вперед и наблюдаю за тем, как Диана притягивает дочь, усаживая на свои колени. Муж садится рядом с ней, когда они раскладывают перед собой подарки. Какими счастливыми они выглядят. Нет… какими счастливыми они были. В них нет поддельных эмоций. Их любовь очевидна, как белый день.
Из–за заложенного носа, мне приходится промаргиваться. Моя рабыня не выпытывает у меня ответы, и я благодарен ей за это. Но то, что она выудила, из меня частичку личной информации…
— Дорогой, тебе не следовало, — рука Ронни тянется к Диане, только чтобы прижать пальцы к ее губам. Слезы сияют в глазах девушки, когда она смотрит на ожерелье, лежащее в длинной коробке, которую она держит в руках. Поверх колен Кейли.
— Я запомнил, как долго ты рассматривала его, когда мы шли через торговый центр. Оно будет отлично на тебе смотреться.
Она достает его вручая ему, когда мужчина убирает с пути ее волосы и застегивает вокруг шеи. Бриллианты искрятся на свету и сердце, которое находится в середине, наполняется бликами.
Рука Дианы покидает мою руку, скользя вниз, ощупывая пальцами грудь.
— Где оно? — спокойно спрашиваю я.
Ее голова немного поворачивается в мою сторону, и она отвечает глубоко вздыхая.
— С Ронни. Я… у него… было мое сердце. Он имел право забрать его с собой, — немного дрожа, она оборачивается назад, чтобы взглянуть на экран. — Не надо больше. Пожалуйста.
— Я не могу его выключить. Ты должна его смотреть. Каждый день.
— Нет! — слова выпускают гнев, внезапно прорывающийся из нее назад. — Не делай этого. Закончи это прямо сейчас. У тебя есть сила. Сожми крепче мое горло. Позволь мне уйти, наблюдая это. Это было бы прекрасное окончание, учитывая, что я возвращаюсь к ним. Господин, пожалуйста.
Мой пульс ускоряется от ее правильного обращения. Однако она стремится уступить, чтобы добиться желаемого. Неприемлемо.
— Нет. Ты знаешь мои правила. Дай мне то, что я хочу, и взамен, я исполню твое желание, — я отпускаю ее и поднимаюсь на ноги. Диана не встает с колен, когда я покидаю комнату. Что касается оставшейся части дня, то она проведет его со своей семьей. Всем, что от нее осталось.
Глава 8
Диана
Удар!
По моей спине словно пробегают языки пламени, и я сильнее прижимаю ладони к стене. Мои глаза закрываются, боль приносит освобождение от гнетущих меня демонов, заполняя собой дыру, находящуюся в моей груди. Прошло две недели, а я до сих пор ни чему не научилась. Во всяком случае, со слов моего Господина. Он говорит, что я всего лишь испорченный ребенок. Позор каждой рабе, которая когда–либо только ходила по земле и гордилась своим предназначением.
Я понятия не имею, что означают эти слова, но начинаю понимать Господина чуточку лучше, чем в самом начале. Есть в его жестокости неуловимая красота. Грациозность в том, как он может ласкать мою плоть, или же заставить ее плакать. Господин говорит, что знает, в чем я больше всего нуждаюсь, и дает мне это, поэтому он выбрал наилучший момент, чтобы поставить меня к стене.
Смотреть на свою семью с каждым днем становилось все легче, но одновременно с этим я отпускала их все дальше. Тоска заставляла меня отодвигать поднос, который он передо мной ставил. Еда — это привилегия. Он подчеркивал это неоднократно. Я быстро поняла смысл этих слов, когда он отказал мне во всем, кроме измельченных кусочков хлеба и небольшого стакана воды. Эта пытка длилась почти два дня, прежде чем он принес мне приличную пищу.