Невыносимый
Шрифт:
Закрываю глаза, а в это время жадность и самоотверженность сражаются друг с другом. Они воюют, подкидывая моменты сомнений и коротких размышлений. Жадность побеждает.
— Нет. Я не позволю тебе заполучить ее. Никогда. Позже мы поговорим об этом.
Вижу, как светятся его глаза, но не понимаю почему. Может потому, что я сказал ему "нет" или из–за того, что мы обсуждаем. Ненавижу то, что он кажется другим. Что–то не так.
Джейми отталкивается от кресла, направляясь обратно к графину через всю комнату. Делаю большой глоток, наблюдая за ним. Это так не похоже на него,
— Почти готово, Господин.
Оба: Джейми и я поворачиваемся к ней. Диана ставит на стол корзинку, в которой лежат кусочки хлеба. Это выглядит и пахнет замечательно, идеально сочетаясь со спагетти, которые она приготовила. Бл*дь, почему я никогда не позволял ей готовить для меня? Я даже не спросил, нравится ли ей это и хочет ли она. Кажется, что она наслаждалась процессом, особенно если учесть, что последние несколько часов она провела у плиты словно рабыня. Есть что–то еще, чего я о ней не знаю?
— Диана, какое у тебя любимое блюдо?
Она замирает, рассматривая деревянную ложку. Девушка опускает ее к бедру и начинает обдумывать ответ, а я смотрю на ее обнаженные ноги. От вида синяков мои глаза округляются. Я был настолько занят, рассматривая ее лицо, что даже не заметил их, когда она сидела у Джейми на коленях. И хотя я много раз оставлял на ней метки, когда она была моей, сама мысль — видеть "работу", к которой приложил руку другой мужчина, тем более, что она выглядит как моя, посылает по мне волну смятения снова и снова. Я должен остановить это.
— Что же, я не уверена, что у меня есть любимое блюдо. Возможно, что–то из итальянской кухни, паста, например. Раньше я использовала собственные рецепты.
— Можешь поверить, она сделала хлеб из ничего, — приближаясь, говорит Джейми. — Отличный повар.
— Из ничего? Вау, — я еще столького о ней не знаю, а мне хочется знать все. — Ты танцуешь?
Она оборачивается к нам с улыбкой.
— Я бы хотела. К сожалению, у меня обе ноги левые. Могу сделать что–то простое, но у меня нет никакого опыта.
Я открываю рот и тут же его закрываю. Мне приходится посещать много светских мероприятий, где нужно танцевать. Я мог бы научить ее… очаровать своим мастерством. Если только…
— Какой позор, рабыня. Мы поработаем над этим, — Джейми ставит графин на стол, пододвигая его ко мне. Он или слишком умен, пытаясь ослабить мой контроль, или слишком туп, чтобы напоить меня в стельку. В таком случае я перестану быть хорошим человеком.
Слышится звон тарелок, и я хочу встать. Нужно предложить помощь, чтобы приблизиться к ней. Но голос Джейми отвлекает меня от Дианы.
— Мне нужно поговорить с тобой о продлении моего отпуска до тех пор, пока Диана не уедет. Я без проблем могу работать отсюда, но на встречах меня не будет, — он смеется. — Если ты не захочешь приехать и сыграть роль няньки вместо меня.
— Что же…
Звон битого стекла заставляет нас обоих обернуться.
— Дерьмо, прости, Господин, — Диана приседает,
У меня перехватывает дыхание от вида ее обнаженной киски. Я подскакиваю на ноги, словно хищник, глядя только на то, что принадлежит мне.
— Ох, — она одергивает руку, и я понимаю, что произошло. От созерцания крови, покрывающей ее ладонь, мой мозг сопротивляется фантазиям, как я режу Диану, размазывая красную влагу по коже, в то время как поддразниваю ее. Другая же часть меня приказывает покончить с этим и удостовериться, что с ней все в порядке.
— Позволь мне взглянуть, — говорю я, приближаясь. Джейми оказывается рядом со мной быстрее, чем я думаю.
— Разожми руку, — его тон такой же низкий, как и мой.
Она тяжко выдыхает, но повинуется.
— Дерьмо, порез очень глубокий. У меня здесь нет аптечки, — Джейми поднимается и хватает несколько бумажных полотенец. — Прижми посильнее, а я сбегаю и узнаю, есть ли что–то полезное на стойке у консьержа.
Он идет к двери и через несколько секунд исчезает. Кровь течет непрерывным потоком, расползаясь пятном на полотенце. Я очарован этим зрелищем.
— Рана неглубокая. Ее не придется зашивать.
— Диана, — я с трудом сглатываю, борясь с желанием опрокинуть ее на стол, притянуть к себе за бедра и трахать, как и в каждой моей темной фантазии, в которой существует только она.
— Да, Севастьян?
Поток темно–красных капель скользящих по коже замедляется. Я убираю свой палец от пореза, размазывая кровь по ее ладони. У Дианы перехватывает дыхание, и ее взгляд поднимается, встречаясь с моим. В нем столько эмоций, что я подхожу ближе. Девушка тут же делает шаг в сторону, поворачиваясь ко мне спиной. Что–то в ее отказе заставляет меня дернуться вперед. Я разворачиваю Диану, хватая за волосы, и толкаюсь в нее грудью, прижимая к задней стенке. Меня встречают мягкие изгибы, когда я вдавливаю ее в свое тело.
— Без трусиков? Кому ты пыталась отправить сообщение, Диана? Мне или ему? — я прижимаюсь членом к ее заднице, разрывая платье до бедер. В тот момент, когда мои пальцы проникают в гладкую, влажную щель, я впиваюсь зубами в ее плечо. Она стонет, когда я дважды толкаюсь в ее киску и еще крепче сжимаю кожу зубами. — Я предполагал, что ты уже горячая и влажная, именно так, как мне нравится, — прижимаю ладонь к клитору, и она кричит так громко, что это пробивается через туман животной похоти, в котором я прибываю. Но я не останавливаюсь. Не могу. Ее запах… руками удерживаю девушку еще крепче. Я хочу никогда не отпускать ее. Если бы я только мог сказать ей то, что действительно хочу. То, что люблю ее всей душой. — Я бы умер за возможность трахнуть тебя, рабыня. Я так по тебе скучал, — я зарываюсь лицом в ее шею, и посасываю кожу так сильно, что чувствую металлический привкус крови, который так много говорит мне. Черт возьми, ей нравятся мои метки. Быстро толкаюсь в нее пальцами и начинаю проникать ими так чертовски глубоко, что издаваемые ею звуки становятся только громче и протяжнее. Довести ее до состояния, когда она впивается в стенку ногтями, не занимает много времени. Капает кровь, и я шепчу проклятия.