Нейромант
Шрифт:
Я с лязгом уронил руку на стол и принялся выстукивать дробь. Сервомоторы загудели, как рой москитов. Я знал, что Финн терпеть не может эту мою музыку.
– Ты соберешься ее когда-нибудь починить? – Обгрызенной шариковой ручкой он потыкал в мою дюралевую клешню. – Может, притаришь себе чего-нибудь потише?
– Мне не нужна пушка, Финн. – Я продолжал испытывать его слух, как будто не расслышал.
– Ладно, – вздохнул он, – как хочешь.
Я перестал барабанить.
– Есть для тебя одна вещичка. Но что это – хоть убей, не знаю. – Он изобразил несчастный вид. – Взял ее на прошлой неделе у парней из Джерси, тех, что промышляют под мостами и в туннелях.
– Значит,
– Остряк, да?
Он передал мне полупрозрачный почтовый пакет с чем-то похожим на магнитофонную кассету, насколько можно было увидеть сквозь пузырчатую оболочку.
– Еще был паспорт, – сказал Финн, – и кредитные карточки с часами. Ну и это.
– Я так понимаю, тебе сбагрили содержимое чьих-то карманов.
Он кивнул:
– Паспорт был бельгийский. Смахивал на подделку, я его сжег. И карточки тоже. А с часами полный порядок. Фирма «Порше», часики – первый сорт.
Ясно – это была какая-то разновидность военной программы вторжения. Вынутая из пакета, она походила на магазин к небольшой штурмовой винтовке, с покрытием из непрозрачного пластика. По углам и краям металл вытерся и светился, – похоже, штуковина ходила по рукам довольно давно.
– Я сделаю тебе скидку, Джек. Как постоянному покупателю.
Я улыбнулся. Получить скидку у Финна – все равно что упросить Господа Бога отменить закон всемирного тяготения на то время, пока тебе нужно переться с тяжеленным багажом через десяток терминалов аэропорта.
– Похоже, что-то русское, – заметил я равнодушно. – Скорее всего, аварийное управление канализацией какого-нибудь ленинградского пригорода. Как раз для меня.
– Сдается мне, – сказал Финн, – ты такой же умный, как мои старые башмаки, и мозгов у тебя не больше, чем у тех сосунков из Джерси. Ты думал, я продаю тебе ключи от Кремля? Сам с ней разбирайся. Мое дело – продать.
И я купил.
Словно души, оторванные от тел, мы сворачиваем в ледяной замок Хром. Летим, не сбавляя скорости. Ощущение такое, будто мчишься на волне программы вторжения и, зависая над водоворотами перестраивающихся глитч-систем, пытаешься удержаться на гребне. Кто мы сейчас? Разумные пятна масла, скользящие в беспросветности льда.
Где-то на тесном чердаке, под потолком из стекла и стали, далеко-далеко от нас остались наши тела. И времени, чтобы успеть дать задний ход, остается все меньше.
Мы сломали ее ворота. Блеф с повестками из суда и маскировка под налоговую инспекцию сделали свое дело. Но Хром есть Хром. И самый прочный ее лед именно для того и служит, чтобы отбивать всякие казенные штучки вроде повесток, предписаний и ордеров. Когда мы сломали первый пояс защиты, вся база ее данных исчезла под основными слоями льда. Стены, разрастаясь перед глазами, превращались в многокилометровые коридоры, в лабиринты, полные тени. Пять ее контрольных систем выдали SOS нескольким адвокатским конторам. Поздно. Вирус, проникнув внутрь, уже принялся перестраивать структуры ледовой защиты. Глитч-системы глушат сигналы тревоги, а множащиеся подпрограммы тем временем выискивают любую щель, которую не успел затянуть лед.
Русская программа извлекает из незащищенных данных номер телефона в Токио, вычислив его по частоте разговоров, средней их продолжительности и скорости, с которой Хром отвечала на эти вызовы.
– О’кей, – говорит Бобби. – Теперь мы прокатимся на звоночке от ее дружка из Японии. Кажется, то, что нам нужно.
Вперед! Погоняй, ковбой!
Бобби читал свое будущее по
Как-то вечером я допоздна заработался на своем чердаке, распутывая один чип. Руку я снял, а небольшой манипулятор вставил прямо в сустав.
Бобби пришел с подружкой, которую я прежде не видел. Мне обычно бывает не по себе, если кто-нибудь незнакомый застает меня работающим вот так – со всеми этими проводами, зажатыми в графитовых штифтах, что торчат из моей культи. Она сразу же подошла ко мне и взглянула на увеличенное изображение на экране. Потом увидела манипулятор-уолдо, [68] двигающийся под прозрачным герметичным кожухом. Она ничего не сказала, стояла и просто смотрела. И уже от одного этого мне сделалось хорошо.
68
Уолдо – механическое устройство, управляемое на расстоянии. Термин придумал Роберт Хайнлайн – так звали героя его одноименной повести (1944), который изобретал подобные устройства. Впоследствии термин стал широко использоваться в англоязычной фантастике.
– Знакомься, Рикки. Автомат Джек, мой коллега.
Он рассмеялся и обнял Рикки за талию. Что-то в его тоне дало понять: ночевать мне сегодня в загаженном гостиничном номере.
– Привет, – сказала она.
Высокая, ей не было и двадцати, она выглядела что надо. Чуть конопатая, глаза цвета темного янтаря с кофейным отливом. Узкие черные джинсы, закатанные по щиколотку, и простенький поясок из пластика в тон розовым сандалиям.
До сих пор ночами, когда не спится, она стоит перед моими глазами. Я вижу ее где-то там, за руинами городов, за дымами, и видение это подобно голограмме, прилипшей к изнанке глаз. В светлом платье, едва прикрывающем колени, – она была в нем в тот раз, когда мы остались вдвоем. Длинные стройные ноги. Каштановые волосы вперемешку с белыми прядями взметнулись, будто в порыве ветра, прилетевшего неизвестно откуда. Они опутывают ее лицо. А после я вижу, как она машет мне на прощание рукой.
Бобби устроил целое представление, пока копался в стопке кассет.
– Уже ухожу, ковбой, – сказал я, отсоединяя манипулятор.
Она внимательно за мной наблюдала, пока я вновь надевал руку.
– А всякие мелочи ты умеешь чинить? – спросила она вдруг.
– О! Для вас – что угодно. Автомат Джек все может. – И для пущего авторитета я прищелкнул дюралюминиевыми пальцами.
Она отстегнула от пояса миниатюрную симстим-деку и показала на сломанную крышку кассетоприемника.
– Никаких проблем, – сказал я. – Завтра будет готово.
«Йо-хо-хо, – подумал я; сон уже вовсю тянул меня с шестого этажа вниз. – Интересно, как повернется теперь удача Бобби, с таким-то знамением? Если его система работает, нам вот-вот должно повезти по-крупному».
На улице я усмехнулся, зевнул и замахал проезжающему такси.
Твердыня Хром растворяется. Завесы ледяных теней мерцают и исчезают. Их пожирают глитч-системы, генерируемые русской программой. Глитч-системы разбегаются в стороны от направления нашего главного логического удара и заражают структуру льда. Для компьютеров они словно вирус – саморазмножающийся и прожорливый. Они постоянно меняются, каждая в лад со всеми, подчиняя и поглощая защиту Хром.