Нейтронный Алхимик: Консолидация

Гамильтон Питер Ф.

Джед двинулся по туннелю. Композитная плитка покрывала только пол; голый камень потолка и стен заплетали силовые кабели, датаводы и толстые трубы систем жизнеобеспечения. На первом перекрестке юноша, не раздумывая, свернул налево. Жизнь его проходила в сотах туннелей, пронизывавших внутренность астероида, и вся эта топографическая паутина существовала, чтобы соединять две точки — его квартиру и клуб. Иных путей не было.

Туннели освещались тускло, стены подрагивали, как и везде на Коблате, от работы невидимых механизмов. Для Джеда это был дом, мирок без горизонтов. Не для него свежий воздух, открытые пространства и растения, не для него простор для тела и души. Первую биосферную пустоту

еще высверливали (там и работал Диггер), хотя проект отставал от графика на многие годы и давно вышел за рамки бюджета. Когда-то Джед верил, что, покончив с каверной, он выпустит накопившиеся тоску и гнев, пробежав сломя голову по зеленеющим лугам. Теперь вера ушла. И мать его, и Диггер, и все остальные взрослые были слишком глупы, чтобы понять, что такое на самом деле одержание. А он знал. Ничто не имеет значения, что бы ты ни делал, ни говорил, ни думал, о чем бы ни мечтал. Умри сейчас или через сто лет, ты все равно рухнешь в вечность распятым рассудком, не способным даже уничтожить себя. Предельный, абсолютный ужас.

Нет, об этом они не думали. Быт держал их так же крепко, как бездна держала души. Оба тянули лямку на мизерных окладах, делая, что прикажет компания. Выбора нет, и нет спасения — даже для их потомков. Их нейронные цепочки не пропускали и мысли о лучшем будущем, настоящее поймало их.

Мрачный туннель у входа в клуб в кои-то веки оживляла собравшаяся толпа. Сновали туда-сюда ребятишки, те, что постарше, сбивались в кучки и болтали о чем-то на космических скоростях. Джед нахмурился. Что-то тут было не так. Детвора на Коблате не бывала такой живой и энергичной. Подростки приходили в клуб, чтобы убить время или получить доступ к голопроекциям, которыми компания снабжала жителей, чтобы гасить и рассеивать юношескую агрессию. Чтобы войти в ту же петлю безнадежности, что и их родители.

Джед и Гари недоуменно переглянулись. Оба ощутили эту перемену. Потом Джед заметил, что к ним через толпу пробивается Бет и тонкое ее лицо озаряет широченная улыбка. Бет ему была почти подружкой — они были ровесниками, и девушка не упускала случая его оскорбить, в то время как и Джед в долгу не оставался. Считать ли это любовью, Джед до сих пор не решил. Во всяком случае, на давнюю дружбу их отношения тянули.

— Уже видел? — спросила Бет.

— Что?

— Сенсвиз с адского ястреба, кретин, — она ухмыльнулась и ткнула пальцем вниз. На щиколотке у нее был повязан красный платок.

— Нет.

— Тогда пошли, дружок, тебя ждет большой сюрприз, — схватив Джеда за руку, она потащила его к двери, расталкивая путавшуюся под ногами малышню. — Совет пытался ее стереть, но запись кодирована для общего доступа. Она попала во все ядра памяти на астероиде. Они ничего не могут поделать.

В клубе стояли три проектора. Джед всегда подключался к ним, чтобы посмотреть на пейзажи далеких миров. Для него это был единственный глоток свободы. Хотя изумительные ксенопланеты он мог только видеть и слышать — проекторы были недостаточно сложными (то есть дорогими), чтобы передавать активентные паттерны, вызывающие соответственные тактильные и обонятельные ощущения.

Сейчас большую часть холла заполнял густой искристый туман. В нем стояли, вяло опустив руки, человек двадцать, завороженные тем, что передавал им в мозг проектор. Джед, сгорая от любопытства, повернулся к проектору.

В десяти шагах от него нежилось на траве у валуна загорелое, сильное тело Мэри Скиббоу — сплошь нежные изгибы и прозрачная ткань. Поза ее была совершенно естественной. Она была Венерой, рожденной в этом раю, где свет, и тепло, и зеленая листва. Джед влюбился в нее с первого взгляда, разом забыв о тощей, угловатой Бет с ее вечными подколками. До сих пор такие девушки существовали для

него лишь в рекламе и проекторных шоу, они не были настоящими, реальными, как Мэри. От одного факта, что такая девушка живет и дышит где-то в Конфедерации, Джед ощутил такой кайф, какого не давала ему ни одна выжранная таблетка.

Кира Салтер улыбнулась ему, и только ему одному. «Знаете, вам ведь скажут, чтобы вы ни в коем случае не смотрели эту запись», — сказала ему она.

Когда запись окончилась, Джед постоял немного без движения, чувствуя себя так, словно у него отняли если не часть души, то что-то очень важное, потому что оно пропало, и юноша уже начинал тосковать по нему. Рядом с потерянным видом стояла Гари.

— Мы должны отправиться туда, — проговорил Джед. — Мы должны попасть на Валиск и присоединиться к ним.

12

Отель стоял на уступе на полпути к вершине, над глубоким заливом. Скалистый амфитеатр он делил лишь с полудюжиной вилл, куда выезжали на отдых потомственные богачи.

Капоне мог оценить те неимоверные усилия, с которыми владельцы отеля гнали прочь застройщиков. Вид из окон открывался роскошный — тянувшийся на мили нетронутый пляж, торчащие из воды клыки скал рассыпают фонтаны пены, когда на песчаный берег накатывают ленивые пологие валы. Не устраивало его только одно — он никак не мог улучить момента спуститься наконец туда и понежиться. В верхних эшелонах Организации копилось давление, слишком напряженные графики, до опасного невыполнимые задания. Когда Аль был еще мальчишкой в Бруклине, он, бывало, сидел на причале и наблюдал, как чайки на илистой отмели расклевывают мертвую рыбу. Ему хорошо запомнилось, как безостановочно двигались те чайки — тюк-тюк-тюк клювами целый день. Сейчас он поневоле окружил себя похожими людьми. Старшие лейтенанты не давали ему покоя. Тюк-тюк-тюк. «Аль, тут нужно твое мнение». Тюк-тюк. «Аль, что делать с мятежом во флоте?» Тюк-тюк-тюк. «Аль, над Аркатой снова появилось красное облако — нам пальнуть по мерзавцам?» Тюк!

Гос-споди! В Чикаго он мог брать отпуска на неделю, на месяц. Все знали, что им делать, контора работала как часы… ну почти. А здесь? Здесь у него минутки свободной не выдавалось, блин! Думать приходилось постоянно и так усиленно, что в голове у него уже гудело, как в осином гнезде.

— Но тебе это и нравится, — заключила Джеззибелла.

— А? — Капоне отвернулся от окна.

Певичка раскинулась на кровати, завернувшись в неимоверно пушистый белый халат. На голове у нее было намотано полотенце. В одной руке она держала книжечку, другой лениво доставала из коробки рахат-лукум.

— Ты Александр Великий и Джимми Хендрикс в одном флаконе, ты заказываешь музыку.

— Девочка моя, что за хер собачий этот Джимми Хендрикс?

Джеззибелла надула губки над книгой:

— Ой, он из шестидесятых, извини. Музыкант такой был, настоящий зверь, все от него балдели. Я о чем говорила? Не жалуйся на то, что у тебя есть, особенно когда у тебя есть так много. Конечно, поначалу все идет не слава богу — так и бывает. Зато победа будет слаще. Кроме того, а что тебе еще делать? Кто не отдает приказы, тот их исполняет. Сам говорил.

Капоне ухмыльнулся.

— Ага. Ты права.

Но как она догадалась, о чем он думает?

— Пойдешь со мной?

— Это твое шоу, Аль. Я, может, потом схожу искупаюсь.

— Ладно.

Он уже начинал ненавидеть эти чертовы парады. В Сан-Анджелесе все шло прекрасно, но ведь и остальным городам завидно! Сегодня была Юкия, завтра утром ему предстоял Мерсед. Ну и кому это надо? Капоне уже мечтал вернуться на Монтерей и заняться делом.

Зазвонил сделанный из серебра и слоновой кости телефон в изголовье. Джеззибелла сняла трубку и несколько секунд слушала.