Незабудка
Шрифт:
– Мы уж думали, не дождемся вас. Надоело прятаться за спортзалом. – Одноклассники остановились в двух шагах от них. Ледовская развернула какой-то листок бумаги.
– Что вы здесь делаете? – Лицо Лукьянова побелело от ярости.
– Хотим открыть тебе глаза на то, что на самом деле представляет собой наша скромница Танечка. – Лариса разгладила листок рукой и начала с чувством, громко читать:
«Милая, хорошая моя девочка! Теперь я могу назвать тебя так. Ты уезжаешь от меня. Я чувствую,
Сашка непонимающе посмотрел на Таню. Увидел её побледневшее лицо.
– Тебя родители не учили, что читать чужие письма нельзя? – Она спокойно подошла к Ледовской. Взяла из её рук прощальное письмо Юры. Аккуратно сложила листок вчетверо и засунула в карман куртки. Посмотрела на интриганку презрительно.
– Ты рылась в моей сумке?
Тогда в поезде, прочитав письмо, она положила его во внутренний карман школьной сумки и забыла его там.
– Ничего не рылась, а искала ручку. И нечаянно нашла какой-то листок, – стала оправдываться Лариса.
На самом деле она хотела подложить однокласснице в сумку свою записку о выдуманных похождениях Лукьянова и, действительно, нечаянно обнаружила это письмо. Ледовская не ожидала такого подарка от Васильевой.
– Теперь тебе, Сашенька, ясно? Наша золушка времени даром не теряла. Чужому человеку такое не пишут. Парень здесь, парень там. В тихом омуте черти водятся, – злорадствовала Лариса. – Ты пощупай, рожки на голове не выросли?
Таня не видела никого. Смотрела только на Сашку. Его лицо, вмиг ставшее чужим и злым, пугало её. Она уже поняла: он не станет слушать объяснений. И всё же решилась:
– Это написал очень хороший человек. Он мне просто друг. И никогда не был чем-то большим для меня.
– Господи, какая лапша на уши… – начала Ледовская.
– Заткнись! Тебе вообще, какое до этого дело? Развлеклись? Повеселились? Ты, Чернов, для чего остался? Интересно понаблюдать? – Сашка, отодвинув его в сторону, прошёл сквозь толпу. Не глядя на Таню, побрёл прочь.
Он уходил. А она понимала: Лариса правильно рассчитала, собрав одноклассников, как свидетелей его унижения. Ледовская больно задела самолюбие Лукьянова, зная его независимый гордый характер, и что он не переносит насмешек.
Таня медленно переводила взгляд с одного одноклассника на другого. Смотрела в их глаза. Подружки Ларисы не скрывали удовольствия от разыгранной их кумиром сценки. Чернову явно было неловко. Леша покраснел, как рак. А Лариса удивительное дело прятала глаза.
– Ты хоть понимаешь, всю низость своего поступка? – Таня пыталась увидеть в её лице хоть каплю раскаяния.
Ледовская сердито глянула на нее.
– Ой, только не надо красивых слов. Идиотов здесь нет.
Таня пожала плечами.
– И, правда, метать бисер перед свиньями, что это я.
Отвернулась от одноклассников и, чувствуя спиной их недовольные взгляды, направилась по школьной аллее домой. Визгливый голос Ларисы, обиженной словом «свиньи», преследовал её до самого поворота на дорогу.
– Нет, вы поняли! Она обозвала нас!
«Ну не дурак же, в самом деле, Лукьянов. Объясню ему, когда чуть поостынет», – размышляла Таня.
Но сердце подсказывало: Сашка привык во всём быть первым. Он болезненно самолюбив, упрям и по-мальчишески обидчив. Ей будет трудно достучаться до него.
«А вот я – люблю его», – осознала она это твёрдо и ясно. Душа её разрывалась от боли и предчувствия. Всё кончено!
***
«Убил бы, – Сашка почти бежал, не разбирая дороги, – задушил бы собственными руками».
Он представлял Ларису и придумывал ей разные способы казни.
«И Валера, друг называется. А Таня, какова, я тебе верю, говорит. Ещё бы не верила. Я думал, она особенная. Не такая, как моя мама, как Лариса и остальные лгуньи».
Ревность туманила его мозг и чёрной змеей заползала в сердце. Каждая строчка письма врезалась ему в память. «Как же надо довести парня, чтобы он написал такое. А, может, это мужик? Уж больно взрослые слова».
***
Таня металась по квартире. Начала убирать – бросила. Стала делать уроки – не могла сосредоточиться. Взяла на руки брата. Качая, стала рассказывать, как трудно людям понимать друг друга. Малыш пускал пузыри и таращил удивлённые глаза.
– Мам! Я прогуляюсь по улице, – крикнула Таня. Она не могла долго находиться в доме. Воздух не вливался в лёгкие.
– Купишь в магазине молока и что-нибудь к чаю. – Мать вытерла мокрые руки и забрала у неё Ваню. Ты сильно изменилась за эти месяцы. Не могу понять: повзрослела что ли?
– Пора взрослеть, всё-таки школу заканчиваю, – усмехнулась дочь, надевая ветровку.
Весна на Кубани началась рано. Во всех палисадниках начали желтеть нарциссы. Любопытные пролески синими искрами мелькали среди ярких первоцветов.
Таня медленно брела по улице. Из переулка показался Чернов и пристроился рядом.
– Послушай, извини, глупо получилось.
Ей было неприятно смотреть на него
– Вернее сказать, подло.
– Лариса сказала – это твое любовное письмо парню.
– И вы два часа прятались за углом школы в ожидании спектакля. А режиссёром, как всегда, выступила Ледовская.
Она ускорила шаг, пытаясь уйти от одноклассника.
– Я же извинился. – Он сорвал у забора нарцисс. – Лучшее дамам. – Чернов шутливо поклонился, протягивая девушке цветок.
Лукьянов притормозил мотоцикл около них, но смотрел только на Таню.
– Ты не теряешь времени даром.
В душе у Тани затеплилась надежда на примирение.
– Чернов, ты не мог бы оставить нас одних. Мне нужно поговорить с Сашей.