Незабудки для тебя
Шрифт:
— Посмотрим, какие еще сюрпризы ты для меня приготовил!
И снова они начали танец — древнейший танец на свете, только теперь вела она. Деклан вздрогнул всем телом, когда она выдернула ремень из его брюк и, не глядя, отшвырнула за спину.
Он представил, как опрокидывает ее, бросает на постель, врывается в нее и жадно утоляет свою страсть. Он знал: она это примет.
Этого она и ждет.
Но вместо этого, не дав ей расстегнуть на себе брюки, поймал ее руки и поднес к губам. Не сводя глаз с ее лица, снова уловил в ее
— Кажется, ты за мной не поспеваешь, — проговорил он, смеясь. — Весь вечер я гадаю о том, что скрывается под этим платьем. Хотелось бы узнать, насколько мои предчувствия близки к реальности?
Он прикоснулся губами к ее обнаженному плечу и потянул платье вниз. Оно легко соскользнуло и упало к ее ногам.
Кружевное белье Лины было черным.
Воплощенная мечта мужчины: загорелая кожа, непослушная копна волос, упругие налитые груди, рвущиеся из своей ажурной темницы. Тонкая талия, округлые бедра, перечеркнутые полоской черного шелка трусиков. Стройные ноги в черных чулках и убийственных шпильках.
— Да. — Воздух почти обжигал ему легкие. — Предчувствия меня не обманули. Ни капельки. А это что? — Он провел пальцем по крохотной татуировке на внутренней стороне ее бедра, чуть выше кружевного края ее чулка.
— Мой дракон. Охраняет священные врата. — Она дрожала, словно в лихорадке, сама изумляясь силе своей реакции. — Многие мужчины пытались пройти, но он испепелял их своим пламенем.
Палец его пополз вверх, вдоль подвязки чулка.
— Что ж, я готов с ним сразиться!
Деклан притянул ее к себе и припал губами к ее губам. А затем, словно этого было мало, повернул ее спиной к себе, пробежал поцелуями-укусами по шее и плечу, зарылся лицом в волосы. Руки его по-хозяйски прошлись по ее телу, обхватили стиснутую кружевом грудь.
Лина, закинув назад руки, обхватила его за плечи. Внезапный переход от романтики к бурной страсти поразил ее и пробудил в ней жгучее, нестерпимое желание. Теперь она не сомневалась — Деклан так же страстно жаждет ее, и одному богу известно, каких сил стоит ему удерживать себя.
Рука его скользнула вниз, меж ее ног. Лина была уже почти на вершине блаженства, когда он вдруг убрал руку и одним быстрым движением расстегнул крючок ее лифчика.
— О боже! — выдохнула Лина. Все тело ее напряглось, дыхание перехватило.
— Когда я войду в тебя, ты не сможешь думать ни о чем другом. — Он расстегнул еще один крючок. — Но сначала я хочу потрогать тебя — так же, как трогал во сне. — Он прильнул губами к ее плечу, губами стянул бретельку лифчика. — Анджелина!
Он развернул ее к себе лицом, запустил руку в волосы, откинул голову назад.
— Сегодня ты — моя!
— Я — своя собственная! — гневно воскликнула Лина; свободолюбие ее вырвалось из плена желания.
Он уложил ее на кровать.
— Теперь мы принадлежим друг другу.
Он накрыл ее губы своими — и Лина перестала не только говорить, но даже, кажется, и дышать. Она повернула голову, чтобы вздохнуть и хоть немного прийти в себя, но его губы уже скользили по ее груди, по кружеву, по обнаженной плоти. Долгие, влажные приливы желания ослабляли ее тело и лишали воли.
Она подчинялась им, утешая себя тем, что покоряется не Деклану — лишь собственному желанию.
Он почувствовал, что она поддается, смягчается. Услышал в ее низком горловом стоне призыв и готовность покориться.
И тогда он сделал то, о чем мечтал с первой минуты, когда увидел ее.
Тело ее было драгоценным сокровищем — благоуханная кожа, женственные линии и изгибы. Медленно, неторопливо наслаждался он его запахом и вкусом. Освободив грудь от лифчика, покрыл ее ласками и поцелуями. Кровь его полыхала, как огонь, но он намеренно длил эту сладостную муку.
Вот он стянул кружева с ее бедер — и она изогнулась, открылась ему навстречу. Он скользил пальцами по самым потаенным уголкам ее тела, не сводя глаз с ее лица; глаза закрыты, губы подрагивают в тихих стонах. Когда же его пальцы наконец проникли внутрь ее, в этот горячий и влажный бархат, она выгнулась ему навстречу, вскрикнула, и этот крик едва не довел его до безумия.
Прижавшись лицом к ее животу, он отправил ее в полет.
Тело ее, казалось, стало пристанищем наслаждения столь острого, что оно было близко к боли. Острые ощущения пронзали ее, словно вспышки света, взрывались в ней молниями; полностью отдавшись наслаждению, она лишь беспомощно стонала — и жаждала большего.
Она потянулась к нему, обхватила его мужское естество, ощущать его внутри себя ей было так же необходимо, как дышать.
— Скорее! Я хочу тебя! — Он приподнялся над ней, дрожь его была ответом, в его глазах Лина прочла такое же желание. — Войди в меня! Я так хочу!
Он все еще цеплялся за последний бастион своего самообладания; когда ноги ее обвились вокруг него, он скользнул в нее — но медленно, страшно медленно. Скользнул в самую глубину — и ощутил, как она устремилась ему навстречу. Вздох его словно замер в горле, мир вокруг перестал существовать.
Тяжело дыша, не отрывая глаз друг от друга, они начали двигаться — медленно, почти лениво, словно нежась в теплом бассейне. Губы их встретились, и он ощутил ее улыбку, прежде чем, подняв голову, увидел ее.
Плоть скользила по плоти — и этим древним как мир движениям аккомпанировали трагические стоны Билли Холлидея из гостиной, и случайные взрывы музыки и смеха за окном, и двойной ритм их учащенного дыхания.
Вот она напряглась под ним, запрокинула голову, выгнула шею. Мышцы ее сжались вокруг него, обхватили его плоть тугим кольцом, затрепетали. Деклан уронил голову, зарывшись лицом в ее волосы, и устремился к вершине.
Потом он лежал, наслаждаясь каждым мгновением, гладил ее по спине, смотрел, как играют на потолке отсветы горящих свечей.