Незадолго до ностальгии
Шрифт:
– Вы потом мне всё об этом расскажете? – утвердительно спросила Варвара.
– Да я, собственно, почти всё рассказал, – пожал плечами Киш. – Саймону время от времени виделись улочки старого провинциального города. Знаете, такие – с одноэтажными и двухэтажными домами, телегами, каретами, брусчаткой. Иногда он видел какие-то интерьеры – то частные дома, то что-то вроде учебного заведения. Интуитивно он определил, что это где-то восемнадцатый-девятнадцатый век, причём ему было ясно, что это не Америка. Это было видно и по людям, и по домам, а однажды он увидел вывеску на русском языке в старой орфографии. Это подтверждало, что его видения – не просто фантазия,
– Оу! – восхищённо протянула Варвара. – И как вам это удалось? Ведь эти улочки, надо думать, не сохранились?
– Совершенно верно, не сохранились. Точней, почти не сохранились. Сохранились кое-какие здания.
– И по ним вы отыскали? Здорово! Но как? – Варвара была не на шутку заинтригована. – И какую роль сыграли в этом деле вы?
– Почему вы так уверены, что я сыграл какую-то особую роль? – засмеялся Киш.
– Я чувствую, что вы – герой, – объяснила Варвара, – просто у меня ещё нет доказательств.
– Роль у меня была десятая, – весело усмехнулся Киш, – так, на подхвате. Меня привлекли, что называется, на всякий случай. Но мне и правда удалось отыскать интересную зацепку. Понимаете, география вначале была довольно обширная – Белоруссия, Украина, Бессарабия, а старые улочки, как вы правильно заметили, почти не сохранились, потому что эти страны сильно пострадали от Второй мировой. Но я понимал, что плясать надо не от улиц, а от интерьеров: улицы могут быть похожи друг на друга, по улице можно просто один раз пройтись и потом никогда на нее не вернуться, а интерьер – это уже конкретный адрес.
– Но это же ещё сложней! – воскликнула Варвара. – Разве нет? Вот, допустим, есть фотография какой-нибудь комнаты: поди узнай из какого она дома, с какой улицы? Да и на старых фотографиях городов в основном улицы изображены, а не интерьеры: ведь фотографов в свои апартаменты мало кто пускал!
– Совершенно верно, – согласился Киш. – Но есть одна деталь: окна.
– А что – окна? – не поняла Варвара.
– Я предложил Саймону сосредоточиться и обратить внимание на форму окон. Ведь форма окна и снаружи, и изнутри одинаковая. Если в здании какие-то особенные окна, то по ним можно отыскать здание, используя фотографии фасада. Так, в общем, и получилось. Он думал несколько дней, а потом нарисовал эскиз высокого арочного окна с тремя кругляшами под аркой. По словам Саймона, оно было в учебной аудитории: там были парты и классная доска. Дальше было дело техники: мы отыскали этот город в Бессарабии, и это здание, которое когда-то действительно было Ремесленным училищем. Далее копнули архивы и в списке зачисленных в 1881 году обнаружили одного из предков Саймона, что окончательно убедило и нас, и самого Саймона, что это именно то самое здание. Что интересно: в списке выпускников фамилия предка не значится, по-видимому, он проучился там всего год или два, и, естественно, такая деталь в фамильных преданиях вряд ли могла сохраниться. И ещё одна интересность: когда Саймон туда приехал, он сказал, что местами город соответствует духу его видений. Несмотря на то что, действительно, там всё сильно изменилось. Правда, здесь уже, возможно, сработало самовнушение: Саймон сильно впечатлился и самим зданием, и видом архивной записи.
– Да, интересно, – протянула Варвара. – А почему Саймону виделись воспоминания именно этого предка?
– А вот это непонятно, – поведал Киш. – Может быть, они внешне очень похожи (от предка не осталось изображений), а может, просто совпадают по психотипу. А если удариться в мистику, можно напридумывать кучу причин – от спрятанного клада до какого-то страшного греха. Вообще, повторю, здесь было очень удачное стечение обстоятельств: например, если бы Саймон оказался не мультимиллионером, а простым клерком, он бы до конца жизни мог не разобраться в своих видениях, и его бы считали чудаком вроде Франца.
– Так вы думаете, Франц был генетическим путешественником?
– Это только одна из гипотез, – объяснил Киш. – Мог быть, а мог и не быть. Вообще, если в деле Саймона много неясностей, то история с Францем – одна сплошная загадка.
– Да, загадка, – согласилась Варвара. – И главное, – добавила она задумчиво, – каких бы мы сейчас ни настроили предположений о Франце, их невозможно ни доказать, ни проверить…
4. Лучшее место для расставаний
Между тем солнце взобралось высоко-высоко, их тени пребывали в минимуме, и Киш тайно торжествовал, наблюдая соотношение их длин: его была всего на пядь длинней – почти идеальное для начала знакомства. Тени его родителей, как знал Киш из семейного предания, уравнялись вскоре после его рождения, и даже в моменты родительских размолвок соотношение менялось несильно. «У нас с Варей будет так же, – сладко грезилось Кишу. – Да, старик, тебе пора жениться!..»
Его торжество плохо сочеталось со следующим пунктом кафкианской программы – принести дань памяти праху Франца.
При вступлении на территорию усопших Варвара поёжилась и инстинктивно прижалась к его плечу. Как и все погосты мира, Ново-еврейское кладбище Праги нашёптывало входящим:
– «…смерть – правда жизни…»
– «…вы тоже умрёте…»
– «…ещё неизвестно, где вас похоронят…»
И отличалось разве что местным иудейским акцентом: в глазах рябило от латиницы и загадочного еврейского письма надгробий, так что начинало казаться (очень странное чувство), что здесь не встретишь ни одной русской фамилии – даже отдалённо-приблизительной (вроде Транснефтер, Рубльбаум, Скрипкевич, Ойвейзмермамочкин, Зубдолойцман или простой Рабинович).
В отличие от жарких улиц, здесь было зелено, прохладно и почти безлюдно: если просто брести по дорожке и смотреть на верхушки деревьев, то это походило бы на прогулку в пригородном парке. Возраст большинства могил уже намного превзошёл земной возраст лежащих в них, и свежее горе здесь давно сменилось еле слышной печалью. Они легко отыскали последнее прибежище Франца (кафкианцы заботливо развесили указатели) – могилу с высоким серым камнем, к подножию которого они положили свои слегка обрусевшие гвоздики.
К тихому изумлению Киша, Варвара всплакнула, – беззвучно, но на несколько минут. Подушечки её сочных губ скорбно сжались, глаза набухали влагой, которая, сорвавшись вниз, катилась по щекам, оставляя мокрые полоски. Он обнял её за плечи и прикоснулся губами к волосам. Она не удивилась – должно быть потому, что вся порция удивления, которую могло породить во Вселенной это действие, досталась ему одному: он и сам не ожидал от себя этого порыва. Потом она подняла к нему влажный взгляд, и он понял, что её можно уводить.