Незаконные похождения Max'a и Дамы в розовых очках
Шрифт:
Оказавшийся, либо самым крепким, либо слишком настойчивым в желании донести до людей рифмованное Слово, Дон Джон встряхнул заодно и своего приятеля Че и, так же, как прежде Макса, направил его внимание на плавающего средь паутинного потолка паука.
Нацелив заблудившийся в рок-н-рольных грёзах взгляд на потолок, неформал Че оторопел и, подобно Max’y, вскрикнул, но не эйфорически, как тот, а испуганно.
Паук, для всех троих, одновременно взирающих на него товарищей, выглядел совершенно живым, то есть – одухотворённым, заключённым лишь в плоть, не органического и животного свойства, а электрически-полимерную.
– Кто в углу укромном, тихом, молча делает, что хочет, от того в награду лихо, ожидай, – он вас морочит! Берегись беспечья праздных, затаившихся по норам… миллионы ядов разных, праздным сочится по порам! Вы спешите в никуда, алча нег и колбасы, а у хищника всегда есть терпения часы! – изрёк на одном дыхании Дон Джон и, подняв локоть выше головы, растопырил пальцы веером, и резко сжал их в кулак, от чего тело его пронзилось волной оживляющей энергии. Своим энергетическим жестом, произведённом на последнем слоге, Дон Джон будто ударил паука снизу в живот, от чего тот шевельнулся с такой силой, что сомнения в его одухотворённости уничтожились окончательно. Че с Максом вновь ахнули в унисон, поражённые этим энергетическим ударом, соединившим в себе силу слова и духа.
– Дух оживляет плоть! Дух будоражит материю! Стихи и сушёные лягушки, против жирной плоти политических свиней!… Кто сильнее?! – воодушевлённо скандировал шнифтовой и, уподобляясь сыну банкира, тоже бросился в пляс, выбивая своими босыми пятками с пола облака пыли.
– Кто же они такие – эти политические свинки? – продолжал допытываться Max. Этот вопрос заинтересовал его настолько, что, пребывая даже в изменённом состоянии сознания, он настаивал на получении ответа.
– Иди вперёд и узнаешь! Нет, не иди, а лети! Лети, тогда поймешь всё сам! – эйфорически кивнув, направил его поиск революционный Че, грациозно махнув воздушным шёлковым рукавом в сторону манящего зияющей тьмой холла.
– Лети! Лети же! – вторил ему Дон Джон, направляя в сторону коридора открытые ладони, впитавшие в себя напряжение всего его танцующего тела, ладони испускающие поток силы.
Вновь, в очередной за сегодняшний странный вечер раз, отбросив все свои мысли прочь, Max раскинул руки в стороны и, удерживая их на уровне плеч в широком размахе, словно крылья, ринулся в чернеющий холл клуба. Тело его, поддавшись внушению и необычному опьянению, колыхнулось и, потеряв ощущение гравитации, полетело вперёд.
Коридор оказался необыкновенно длинным, и, несущаяся из глубины его, тяжёлая рок-музыка нарастала в своем мрачном величии, приближаясь с каждым пролетаемым метром черноты.
Вот вдали забрезжил свет – растекающееся в зелёно-голубую бензиновую лужу сияние, сияние, производимое лазерами, стрекочущими мертвыми лучами свой злой танец, сквозь дымную пелену благовонных испарений.
– А вот и ты, малыш! – мерцая крыльями бабочки розовых очков, приветствовала Max’a Велга.
– Я летал! Я летал сейчас! – возбуждённо начал делиться с ней своими впечатлениями он.
– Люди способны летать, Максик! – поддержала его Дама, снисходительно улыбаясь.
6. «в клубе»
Из громадных динамиков, хаотично наваленных
– I'm a lady in a rock 'n' roll hell!… – визжала осатанелая Дора, и Max ощутил возникшую под воздействием этого голоса эрекцию.
– А где же ты оставил своих веселых приятелей? – поинтересовалась Велга, лукаво поджав губы.
– Шона Бона и этого, похожего на лидера движения хиппи прошедшего тысячелетия? – с легкомысленной иронией уточнил Max, не отвлекаясь на беседу целиком, более внемля эмоциям, разгулявшимся под воздействием рока.
– Дона Джона и Че! Кажется так их называли всё последнее время… Неужели они не произвели на тебя никакого впечатления?! – удивилась Велга, мягко поправив Макса.
– Впечатление?… – отвлёкся от музыки Max, и выкрикнул совсем категорично: «Да они – настоящие сумасшедшие! Ведут себя совершенно непредсказуемо! Разговаривают бог пойми о чём и, наконец, – их дежурное блюдо – я имею в виду лягушку с укропом… Очень странные ребята!»
– Необычные, неординарные, пожалуй, слишком экстравагантные, но сумасшедшими их, я называть бы не торопилась… – мягко настаивала на своём Дама в Розовых Очках, усаживая Макса за один из столиков, полукругом опоясывавших возвышенность миниатюрной эстрадной сцены, пустующей в сей миг, но освещённой ярко и заманчиво. За соседними столиками Max разглядел укутанных сизым табачно-марихуановым туманом патлатых, кожанно-клёпанных бородачей, с наряженными им под стать девицами, развлекающимися сидением на мужских коленях и танцами на столах.
– Крутое местечко! – присвистнув, заметил Max.
– Диллинджерз клуб – последнее прибежище для заблудших байкеровских и хиппующих душ! – повторила сказанную при входе в клуб фразу Велга, многозначительно кивая головой.
Композиция завершилась и, на смену ей, из динамиков забренчало что-то старенькое, кажущееся совсем лёгким гитарным соло, сорвавшемся вдруг, на второй минуте, в разнузданный хард звёздного класса.
– Ковердейл и Пейдж поют вместе! Мне эта композиция напоминает теорию о восходящем и нисходящем потоках энергии Ци… – послышался за спиной у Макса голос одного из вновь приобретённых приятелей, а точнее – Эрудита Че.
– Что там теория! Я вот, реально торчу от этого сонга! Их песнь божественна! Или нет – даже более того – их песнь заоблачно офигитительна! Ведь они корифеи хард-рока, Че? – донёсся следом ещё один знакомый голос шнифтового Дилленджерз клуба.
– Дэйв и Джимми? Сказать о них, что корифеи – значит не сказать ничего!… Это первооткрыватели, проводники Слова Господня в мир материальный, инструменты Горнего мира, доносящие до нас симфонию звуков Олимпии и Астарота! О их подвигах ходят легенды… взять хоть эту, что имела место в 69—ом… – красноречиво вторил другу кривоносый коротышка Эрудит Че, но был прерван в излияниях витийств Дамой в Розовых Очках, остановившей эйфорическую болтовню неформалов взмахом руки, и предложением составить ей и Максу компанию за одним столиком.