Незамеченное поколение
Шрифт:
…Как сейчас помню один из наших разговоров. Мы шли с купанья на Саве в клуб на очередное наше собрание в среду и мечтали… Тогда Петр Иванович Ирошников сказал мне слова, горечь которых особенно врезалась в память: «А знаешь, Гошка, когда я уйду в Россию, вам будет легче, над нами не будут смеяться, никто не будет называть нас «национальными мальчиками», да и денег в Союз будут давать больше».
…Старые члены Белградского отделения хорошо помнят его работу в Союзе и Союз никогда не забудет своего члена Петра Ирошникова — бедного студента, продавшего на полтора месяца свои студенческие обеды для проведения Второго съезда Союза.
Олицетворение молодости,
Он не вернется, — пал За Родину».
Даже те, для кого неприемлемо фашистское обличив раннего солидаризма, должны признать, что Петр Ирошников и другие погибшие его товарищи были настоящими «орденскими» людьми. Думая о их героической и, вероятно, напрасной смерти, хочется повторить приведенные выше слова Соколова о Каляеве: нельзя подойти к их могилам, не сняв шляпы и не почувствовав глубокой жалости и печали и вместе с тем восхищения перед ПОДВИГОМ этих молодых героев, ничего для себя не хотевших и беззаветно отдавших жизнь за Россию и за свою идею.
Большинство этих мальчиков-героев стало жертвой предателей и провокаторов. «Революционная деятельность всегда сопровождалась провокацией, как война шпионажем и изменой», — писал М. Георгиевский. Эмигрантские опыты конспиративной борьбы сопровождались провокацией еще в большей степени, чем работа прежних революционеров. Достаточно вспомнить «Трест», Якушева, Опперпута, увоз Савинкова, похищение генерала Кутепова, Миллера и т. д., и т. д. С провокацией солидаристам пришлось столкнуться еще в самом начале своей работы «на ту сторону».
В 1933 году официальный орган солидаристов «За Родину» (№ 21) предъявил прямое обвинение в провокации барону Л. Н. Нольде, члену «Братства Русской Правды» и сотруднику разоблаченного агента НКВД Кольберга.
«На основании писем, документов и сведений, находящихся в его распоряжении, Исполнительное Бюро извещает Отделы и отделения Союза, что барон Л. Н. Нольде односторонне осветил свою деятельность. Исполнительное бюро ставит ему в упрек то, что он и по уяснению себе провокаторской деятельности Кольберга (секретарь Братства, бывший военный судебный следователь, а затем агент НКВД) — в сентябре 1932 г. продолжал добиваться от Исполнительного Бюро денег и полномочий на работу в октябре того же года, и, во-вторых, то, что он, имея несколько раз к тому возможность, не открыл Исполнительному Бюро двойственность своей игры. Кому-то из нас надо было доверить, иначе зачем же было втягивать нас в общую работу».
К этому заявлению, в том же номере «За Родину» генеральный секретарь Исполнительного Бюро М. Георгиевский добавил следующее:
«Работа ГПУ… а исполнители сплошь и рядом из нашей среды, часто из кругов с хорошими традициями… Удивляться нечего, ибо нищета и крушение идеалов должны были сделать человека еще беззащитнее перед соблазнами денег и «карьеры»… В этом отношении так характерна последняя по времени провокация Братского отдела в Риге.
Барону Нольде, члену Братства Русской Правды, поступившему на службу в ГПУ, последнее дает задание не Братство спровоцировать, а вступить в Национальный Союз нового поколения, вызывать его на активную борьбу и перевести всю активную работу на себя.
…Барон Л. Н. Нольде услужливо исполняет предписания начальства. Отвергнутый в самом начале своих попыток Исполнительным Бюро НСНП, не доверявшим «новым знакомствам», он продолжает упорно добиваться своей цели… После раскрытия в сентябре 1932 г. предательства Кольберга он, в октябре еще (пока провокация еще не стала явной), продолжает настаивать на своих предложениях. Это последнее обстоятельство уничтожает всю ценность газетных опровержений барона Нольде. А что, если бы ему поверили? В октябре он не мог уже надеяться обмануть большевиков — поверенным тайных дум его был Кольберг».
К этой зловещей и неясной истории газета «За Родину» вернулась опять только через несколько лет. В № 60 (июнь 1937 г.), с примечанием, что «редакция газеты получила разрешение познакомить членов Союза с рядом дел, бывших не так давно конспиративными», были напечатаны новые сведения о провокации в «Братстве Русской Правды» и о трагических последствиях этой провокации.
«В марте 1932 года Н. вступил в Союз. В мае московский центр ГПУ сообщил ему, что ГПУ организовало в Москве группу нашего Союза… Ему предлагалось принять самые энергичные меры к переключению всей закрытой работы на себя. После этого он должен был с одним из наших уполномоченных на это работников отправиться в Москву, окончательно убедить нас в существовании там группы Союза и, тем самым, войти в полное доверие к нам.
Последствия этого дела были страшные. В январе следующего года (1933) секретарь Исполнительного Бюро (М. Георгиевский) приехал на место действия, чтобы разобраться в происшедшем, собрать данные для окончательного суждения. Страх и угнетение господствовали в русской среде. Молодежь отназывалась от участия в каких бы то ни было русских делах.
За городом, в уединенном подвале удалось собрать остатки разгромленной группы Союза. Они сказали приехавшему, что не верят больше ни во что и никому. Один из них рассказал, что он последний из группы посылавшихся «туда», что они беспрекословно шли один за другим и не возвращались. Что он, последний из бросивших жребий, видя гибель остальных, усомнился в чистоте предприятия…»
Через 20 лет после разоблачения провокации в Братстве Русской Правды в нью-йоркской газете «Новое русское слово» (от 13.5.1952 г.) Б. Двинов напомнил об этих обвинениях против барона Л. Н. Нольде, вьщвинутых тогда солидаристами. На статью Двинова откликнулась в том же «Новом русском слове» (21.5.52 г.) Ксения Деникина, повторившая, в общем, то же самое, что говорилось в приведенных выше выдержках из газеты «За Родину»:
«Барон Леонид Николаевич Нольде в 1932 году работал в Риге помощником декоратора в театре. Он состоял тогда в двух эмигрантских организациях — Русском Общевоинском Союзе и Братстве Русской Правды. По его показаниям, опубликованным в Рижских газетах (русских и латвийских), 1933 года, он связался с ГПУ через посредство одной из артисток Русской драмы, которая была давнишним агентом. После нескольких свиданий с двумя типами «из советских учреждений» он согласился работать на них и «освещать» все, что происходит в этих двух эмигрантских организациях. Затем, по заданиям агента ГПУ Ратынского, которому Нольде был подчинен, он вошел в НСНП — «Национальный Союз нового поколения» (нынешние «солидаристы»), чтобы «спровоцировать наиболее активных деятелей Союза на переход в Советскую Россию», для чего ему поручалось «устройство переходных пунктов» и т. п.