Незамеченное поколение
Шрифт:
После провала Кольберга и разоблачения роли барона Нольде, он был выслан из Латвии, но через несколько месяцев ему разрешили вернуться.
Нольде уверял, что вел двойную игру с ведома и с согласия председателей этих трех эмигрантских обществ, а относительно НСНП утверждал даже, что «сговорился» с их представителем и совместно с ним, «вырабатывал планы и намечал действия», что потом было опровергнуто сообщением официоза НСНП — газетой «За Родину».
После появления этих статей Б. Двинова и Ксении Деникиной неожиданно выяснилось, что барон Л. Н. Нольде преспокойно продолжает принимать участие в эмигрантской общественной жизни и состоит членом «Постоянного совещания русских православно-национальных деятелей» в Сан-Паоло, в Бразилии. Встревоженное «Постояннее совещание» обратилось с запросом к председателю НТС, В. Байдалакову, как к главе организации, которая первая выдвинула против барона Нольде обвинения
В ответ на этот запрос В. Байдалаков в официальном отношении за № 146 от 16 мая 1952 года заявил без всяких оговорок:
«Руководство НТС никогда не обвиняло Л. Н. Нольде в «провокационной деятельности в пользу большевиков», никогда не сомневалось в искренности его антибольшевистской деятельности и осуждало его лишь в нелояльности по отношению к нашей организации. Поэтому все указанные выше обвинения Л. Н. Нольде Б. Двиновым считаем мы лишенными какого-либо основания».
Ответ совершенно необъяснимый, так как все обвинения Л. Н. Нольде Б. Двиновым заключались в ссылке на те обвинения, которые в 1933 г. в газете «За Родину» были «на основании писем, документов и сведений, находящихся в его распоряжении», сделаны Исполнительным Бюро Совета НСНП, то есть самим Байдалаковым и его ближайшими сотрудниками, дополнительно развиты в статье секретаря Исполнительного Бюро Георгиевского и повторены в 1937 г. в той же газете «За Родину», являвшейся официозным органом движения.
Получив ответ Байдалакова, Постоянное совещание сделало логически правильный вывод: «…материалы НТС, которые приводит в своих статьях г-н Б. Двинов, г-н Байдалаков, долголетний глава НТС, считает видимо неосновательными».
Главный обвинитель барона Нольде, Георгиевский, при невыясненных обстоятельствах бесследно исчез во время войны. Узнать, на чем были основаны его обвинения против Нольде, поддержанные в свое время Советом НСНП, при явном теперешнем нежелании руководства Союза сделать об этом какие-либо разъяснения, представляется совершенно невозможным. Сам Нольде с негодованием отверг все подозрения, доказывая, что это он разоблачил Кольберга и что его деятельность имела следствием вовсе не победу, а провал агентов ОГПУ.
К несчастью, единственно, что остается достоверно известным и непоправимым во всем этом темном и страшном деле, это гибель тех, кто «беспрекословно шли один за другим и не возвращались».
Мы ничего не знаем об этих молодых героях, не знаем даже их имен. О том, как они держали себя в советских застенках, что отвечали на допросах, что передумали и перечувствовали в последние мгновения перед смертью, можно делать только предположения. Трудно сказать, принесла ли их жертва какую-либо пользу делу борьбы с большевизмом. Вероятнее всего она была совершенно напрасна и бессмысленна. Но реальность их подвига, как духовного события, не становится от этого меньше, и в последнем, главном счете ведь только это и важно. Пусть свою трагическую смертельную для них роль они сыграли, как марионетки в душемутительной пьесе, поставленной провокаторами и двойными агентами, внутренне это был свободный и творческий акт, свидетельствующий, что в сердцах этих молодых эмигрантов продолжало жить то мистическое нравственное вдохновение, из которого росло все подлинно высокое, что «было в русской жизни и в русской культуре. Перед ними открывалось любое поприще со всеми возможностями успеха и счастья, но они выбрали тот же путь, который выбирали все предшествующие поколения «русских мальчиков» — путь подвига и жертвы, путь отдачи своей жизни за «святой идеал». Правда, определения этого идеала были теперь совсем другие, но оставалось такое же стремление к добру и правде и такая же открытость души, к призыву героизма, как у прежней молодежи, уходившей в народ или в революционное подполье. Изменилось содержание готовых, на веру принятых идей, но тип человека был все тот же и это самое важное.
Из всех движений, созданных эмигрантскими молодыми людьми, только НТС пережил войну и, вобрав множество новых эмигрантов, является в настоящее время самой многочисленной и самой деятельной эмигрантской политической партией. Как отразились опыт военных лет и встреча с новыми эмигрантами на идеологии солидаристов? Последняя их программа, опубликованная в 1951 г., говорит о несомненной и последовательной демократизации всего их общественного идеала. В этой программе нет уже, содержавшихся еще в программе 1948 года, неблагополучных по фашизму положений о ведущем слое и вождизме. С другой стороны, мы находим в ней защиту того, что Алданов в «Ульмской ночи» предложил назвать «субстанцией демократии» — уважение к правам человека и свобода во всех ее видах: свобода совести, свобода слова и т. д.
На это можно возразить — все это очень хорошо, но тут еще нет доказательства эволюции НТС в сторону демократии. История борьбы за свободу учит, что провозглашения основных принципов и прав личности в каком-либо торжественном законодательном акте недостаточно. Для действительного их осуществления нужно, чтобы и всё остальное законодательство было проникнуто этими принципами и суд обладал достаточной независимостью и достаточной властью для защиты граждан от произвола администрации, мог привлекать должностных лиц к ответственности и отменять незаконные административные распоряжения. Вера, что судебный процесс должен гарантировать интересы и права личности от посягательств государственной власти, и есть то основное, что отличает сознание демократическое от тоталитарного. Степенью искренности солидаристов в принятии этой веры и решается, мне кажется, вопрос о демократичности их идеологии, в теперешней фазе их развития. В главе 14-й их программы 1951 года мы находим следующее определение судебной власти:
«За законность своих действий члены правительства, как таковые, несут ответственность перед Верховным Судом.
Судебная власть осуществляется независимым судом, высшим органом которого является Верховный Суд.
Отправляя правосудие, суд не подчиняется никакой другой власти, но судит единственно по закону.
Судопроизводство должно быть гласным, скорым и справедливым и доступным для всех граждан. Судопроизводство и судоустройство основываются на лучших традициях российского дореволюционного суда. Каждый судебный процесс носит состязательный характер. Право апелляции и кассации восстанавливается в полном объеме.
Проверка конституционности изданных законов и толкование их подлежит компетенции Верховного Суда, который является верховным блюстителем Конституции и законов.
Беззаконию и произволу нет места в национально-трудовом государстве.
Российский суд — суд скорый, правый и милостивый.
Правда и милость да царствуют в судах…»
После всех довоенных, навеянных славянофильским романтизмом, разговоров о древней Русской правде, якобы не нуждающейся для своего осуществления в правовых гарантиях — это возврат к духу Судебных Уставов 1864 года, возврат к тому, что было действительно светлого, великого и вдохновляющего в русском прошлом. Этот возврат нужно приветствовать. Мне хотелось-бы высказать здесь только одно пожелание. Провозглашая восстановление судопроизводства и судоустройства на лучших традициях российского дореволюционного суда, программа НТС говорит о началах гласности и состязательности, о независимости судей и т. д. Но в этом перечне нет упоминания о самостоятельной организации присяжной адвокатуры, о несменяемости судей, о введении суда присяжных заседателей. Я понимаю, что схематическая программа не может включать подробного проекта судебной реформы, и, не хотел бы придираться, но все эти начала имеют такое важное и решающее значение для охраны свободы личности, что желательно, конечно, самое подробное их определение. Тем более, что хотя Судебные Уставы 64 года и ввели весьма совершенный и передовой для той эпохи судебный строй, деятельность полиции и администрации не была полностью подчинена контролю судебной власти и меры защиты прав личности от неправильных действий должностных лиц во время задержания, следствия и предварительного заключения не были достаточно разработаны. Поскольку идущая теперь в мире борьба является в сущности борьбой за правовое государство против стихии тоталитаризма, все, что связано с защитой свободы и прав лица, должно быть особенно подробно, настойчиво и страстно утверждаемо. С этим напоминанием нужно признать, что программа НТС несомненно основана на приятии «субстанции» демократии. Стороннему наблюдателю эта демократическая метаморфоза солидаризма кажется неожиданной. Учение, родившееся из восхищения фашизмом, вдруг пришло не только к защите правового конституционного государства, но к самому решительному осуждению тоталитаризма. На странице 12-й мы находим следующее определение фашизма:
«Фашистские системы националистического тоталитаризма, различающиеся в элементах, соответствующих их национальным особенностям, сходны, тем не менее, в главном, — в тоталитаристической сущности. Как и коммунизм, системы фашизма представляют собой всегда диктатуру вождя-человеко-бога и поддерживающей его партийной олигархии, властвующих при помощи террористического аппарата духовного, экономического и административного принуждения.
Верховной ценностью тоталитаризма является абсолютное властвование, означающее подавление какой бы то ни было свободы, в чем бы она ни проявлялась. Негативное по самому замыслу, такое властвование ужасает, отталкивает человека и не может быть объявлено открыто. Лицемерие и ложь суть поэтому конститутивные черты тоталитаризма, выступившего в мировой истории в формах коммунизма и фашизма».