Незапертая дверь
Шрифт:
В кабинете следователя было душно, окна выходили на запад, и с трех часов дня солнце щедро отапливало небольшое помещение.
– Бред какой-то!
– возмущался Ганелин.
– Я все понимаю, вы изъяли у меня оружие, с этим надо что-то делать, но почему я должен сидеть при этом в камере? Отпустите меня домой, я никуда не денусь, не убегу. Ну хотите, я вам подсписку дам?
– Какую подписку?
– устало спросил Гмыря.
– О невыезде, или как это у вас там называется.
– Андрей Константинович, подписку о невыезде можно брать с подозреваемого или обвиняемого. Для этого я обязан вынести постановление о привлечении вас в таком качестве, а для постановления требуются основания, которые у меня появятся только после экспертизы.
–
– Вы пока задержанный. Я вас задерживаю в порядке статьи сто двадцать второй Уголовно-процессуального кодекса как лицо, у которого обнаружен пистолет, по внешним признакам сходный с разыскиваемым в связи с совершением убийства.
– Но я же вам объясняю, я в первый раз вижу этот чертов пистолет! Мне его подбросили.
– Когда? При каких обстоятельствах?
– Не знаю...
– Вот видите, я тоже не знаю. Вы требуете, чтобы я верил , вам на слово, но я не ваш товарищ и не ваша жена, я - следователь. Я не могу верить на слово, мне нужны доказательства. Я понимаю ваше негодование, но сделать ничего нe могу. Вы мне сказали, что открывали бардачок сегодня утром, положили туда складной зонт и вытащили панель автомагнитолы. Верно?
– Верно.
– И никакого пистолета вы там не видели.
– Не видел.
– Стало быть, либо он там был, но вы его не заметили, либо его подбросили, пока ваша машина стояла на стоянке возле Коломенского.
– Я не мог не заметить пистолет. Я вам уже объяснял, чтo утром положил в бардачок зонт, а потом еще копался в нем искал кассету, которую хотел послушать по дороге. Если бы пистолет там был, я бы на него обязательно наткнулся.
– Хорошо, значит, пистолет вам подбросили, пока вы с Яной Геннадьевной гуляли по парку. Если, конечно, допустить, что вы говорите правду.
– Я говорю правду! И потом, почему обязательно в Коломенском? Его могли с таким же успехом подбросить, пока машина стояла на Покровке.
– Андрей Константинович, наши сотрудники опросили швейцара и охранника ресторана, возле которого вы поставили машину. К ней никто не подходил, вскрыть не пытался, и сигнализация не срабатывала. Значит, остается только Коломенское. Чтобы подтвердить ваши слова, необходимо получить показания от тех, кто работает на парковке в Коломенском. Только в этом случае я, может быть, смогу отпустить вас домой.
– И когда это случится?
– Трудно сказать, как повезет. Вы уж наберитесь терпения.
Этот диалог с небольшими вариациями повторялся уже как минимум в третий раз. Ганелин не понимал (или делал вид, что не понимает?), почему его в чем-то подозревают.
Следователь терпеливо объяснял, почему не может отпустить его домой. Андрей Константинович поведал, что на его "Мерседесе" установлена система "Аллигатор-990", включающая в себя сигнализацию и иммобилайзер. При несанкционированном вскрытии машины сигнализация срабатывает, и в течение примерно 40 секунд раздаются хорошо всем известные звуки. Потом наступает блаженная тишина. Если удачно выбрать момент, когда парковщики отлучились, можно вскрыть машину и засунуть туда все, что угодно, потом закрыть дверь и спокойно удалиться. Орущий благим матом автомобиль, возле которого никто не крутится, обычно подозрений не вызывает, все знают, что сигнализация часто срабатывает от удара и даже от проехавшего мимо многотонного грузовика. Владелец же машины легко может понять, что его сокровище кто-то потревожил, потому что при отключении сигнализации должен раздаться двойной сигнал. Если же он вдруг окажется тройным, это будет свидетельством того, что машину кто-то открывал без ведома хозяина. Кроме того, установленный на приборной панели светодиод начнет мигать, и по количеству световых сигналов можно тоже определить непорядок. Беда, однако, состояла в том, что ни Ганелин, ни Яна Нильская не могли с точностью ответить на вопрос, сколько звуковых сигналов, два или три, издал белый "Мерседес", когда его снимали с сигнализации на парковке в Коломенском. Яна вообще не знала о таких тонкостях и на сигналы внимания
Допрошенные по очереди Ганелин и Яна Нильская дали абсолютно одинаковые показания, но ни следователя, ни оперативников это ни в чем не убедило. Во-первых, они могли быть в сговоре. Во-вторых, Ганёлин мог лгать, пистолет в бардачок положил он сам и прекрасно знал о его cyществовании. Пролить свет на ситуацию должны были парковщики.
К ними отправились Настя и Сергей Зарубин. Вообще-тo Насте совсем не хотелось тащиться в такую даль, тем более она понимала, что работать ей все равно придется одной. Зарубину надо заскочить домой за вещами и мчаться в аэропорт. Но тут появился Афоня... Уж какими путями он узнал об обнаружении пистолета Макарова у мужа Натальи Вороновой, неизвестно, но факт остается фактом: возле "Ходжи Насреддина" остановилась машина, и из нее вылез Вячеслав Михайлович собственной персоной. Лицо его сияло довольством и уверенностью в благополучном исходе всех мыслимых жизненных передряг.
– Молодец, - он снисходительно похлопал Настю по плечу, - можешь же, когда захочешь.
"Я тут совершенно ни при чем", - хотела она ответить, но не смогла произнести ни слова: челюсти словно свело оскоминой. Конечно, примчался, родимый, едва запахло реальной возможностью прищучить Ганелина. И что он ему дался? Хотя Андрей Константинович - фигура неоднозначная, спору нет. Об этом свидетельствует и то, что рассказал ей Сережа Зарубин, и то, что узнала она сама, и наличие пистолета, по поводу которого Ганелин ничего вразумительного пояснить не может. Но так явно, так зашоренно переть в направлении одной версии и без всяких оснований отвергать другие может только недалекий человек, в этом Настя была убеждена. Все версии имеют право на существование, пока они не опровергнуты железными аргументами, этому всегда учил ее Гордеев. И именно так она за много лет привыкла работать.
Начальник между тем поздоровался с Гмырей, и по тому, каким небрежно-презрительным кивком Афанасьев указал на стоящего в двух шагах Ганелина, стало понятно, в каком тоне он собирается разговаривать с ним. Настя почувствовала, что еще чуть-чуть - и она сорвется и поведет себя совсем уж неправильно. Нет уж, она немедленно поедет в Коломенское, взыщет всех парковщиков, заставит их вспомнить все пo минутам в малейших деталях. И назло Афоне найдет свидетелей, чьи показания будут в пользу Ганелина. Ей Андрей Константинович безразличен, она не собирается защищать из личных симпатий. Но как же она ненавидит Афоню...
– Сережа, - шепотом проговорила она, отводя Зарубина в cторонку, - попроси эксперта потихоньку сфотографировать Ганелина "Полароидом".
– Зачем?
– Ты все равно не успеваешь со мной в Коломенское. давай-ка я поеду одна, а ты возьми снимок и смотайся на проспект Мира, покажи фотографию той тетке, которая видела Яну в ресторане с мужчиной.
– Думаешь, это был не он?
– Зачем лишний раз думать, когда можно узнать точно?
– улыбнулась Настя. Мозги надо беречь, нечего их попусту амортизировать.
Через десять минут они вдвоем удалялись от места, где продолжала работать дежурная группа. Где-то на полпути к метро телефон в Настиной сумке начал издавать звуки, напоминающие Токкату ре-минор Баха.
– Это Коротков, - сказала она, щелкая замком сумки и доставая трубку; Юр, это ты Афоне стукнул?
– А что, он уже явился?
– А то. Снизошел до похвалы, так что у нас сегодня праздник.
– Вот черт, я как раз хотел тебя предупредить, что он едет. Как же он так быстро долетел?