Неземная девочка
Шрифт:
Понимание слова «враги» размывалось, становилось нечетким, словно пряталось в глубокой норе, до которой не добраться.
— Люди, Юлечка, все разные… — бормотал дядя Гриша, смывая со лба и щек кровь. — Ничего… Так оно и должно быть.
Возвращение в Ростов тоже радости не принесло. Отец, заместитель главного бухгалтера завода «Ростсельмаш», умер, мать после исчезновения Юли сошла с ума… За младшими братом и сестрой следить было некому. Мальчик пропал без вести… Учиться Юле, как бывшей пленной, не разрешили. И выгнали вместе с сестрой из квартиры.
Увидев Юлю, он остановился и привычно заулыбался. Жизнь брала свое.
— А где же стакан? — спросил он. — Неужели тоже вернулся к себе на родину?
И Юлька неожиданно заплакала, вспомнив сразу все: умерших отца и мать, пропавшего брата, Валечку и Каролину, дороги Германии, тюрьму и лагерь… Небритый смущенно топтался рядом.
— Прости, — виновато сказал он. — Я не думал, что это так больно… Шутить, видно, тоже надо уметь. Я не умею…
Юлька привязалась к нему, как к последней своей надежде, к единственному родному человеку, желающему ей добра. К единственному свидетелю ее счастья — ведь она была счастлива просто потому, что человек в шестнадцать лет счастлив всегда, хотя бы оттого, что ему шестнадцать. Она не спрашивала, сколько ему лет, где он работает, как провел годы в плену…
Она вышла за него замуж, родились две дочери. Только вот ни нормального жилья, ни хорошей работы получить семья не могла: несмываемым клеймом лежал на них плен. Поэтому постоянно приходилось кочевать с места на место, из города в город. С маленькими детьми и с младшей сестрой Юли.
Наконец та вышла замуж и осталась на Волге. А Юлия долгие годы мечтала еще хоть раз побывать в Германии, увидеть знакомые города и села. И найти подруг юности Каролину и Валечку… И еще стакан, беззлобно посмеивался муж. Он умер, когда младшая дочь, Римма, окончила школу. Но тогда уже у Юлии Ивановны была работа. И жизнь стала другая, другие пришли времена. Выжили…
А позже старшая, Тамара, выскочила замуж за высокопоставленного чиновника Льва Шурупова и перетащила мать с сестрой в Москву. Хотя ее муж всячески этому сопротивлялся.
Юлия Ивановна иногда говорила дочкам, что любит Германию даже больше, чем Россию. И это понятно: лучшие свои годы, годы юности, она провела там. А что может быть лучше молодости?…
Дочки ей не верили: как можно стремиться туда, где ты сидела в тюрьме? Они еще мало что понимали. И съездить в Германию бывшей Нэле так и не удалось. Да и разве найдешь там теперь тех, кто по сей день живет в твоей памяти…
Глава 5
Когда умерла тетя Римма и маленькая Женька осталась одна, мать заявила отцу, что возьмет племянницу к себе. За дверью родительской комнаты сразу разгорелся скандал. Нина с бабушкой напряженно прислушивались к нему из-за стенки.
— Нет, ну ты все-таки дура! — сердито выговаривал отец. — Зачем тебе еще одна гиря на шею? Нам и одной Нинки хватает с лихвой. Женя еще
— Это мое дело, — неожиданно жестко сказала мать.
— Молодец, — прошептала бабушка. — Молодец, Тамарочка! Так держать! Но пасаран!
Нина удивилась:
— А что это такое — но па…?
— Это значит — они не пройдут! — торжественно объяснила бабушка.
— Кто они?
— Подлецы! Нина задумалась.
В детстве у каждого вначале бесконечно рождаются вопросы — почему да отчего. Хотя самые главные в жизни совсем другие — что такое хорошо и что такое плохо. К сожалению, люди их задают себе очень поздно, а часто вообще не задают.
А в комнате родителей все горячее шумел спор.
— Это моя единственная племянница! — резко и возбужденно говорила мать. — И не взять ее… Да как я потом буду смотреть самой себе в глаза?!
— А ты не смотри! — нагло посоветовал отец. — Смотри только в чужие. Ну, Тома, учти: если ты возьмешь Женьку, я уйду! Мне и так надоело без конца выслушивать нотации твоей выжившей из ума мамаши, обожающей Германию, так еще и малый ребенок на мою зарплату! Она у меня не так уж велика, не рассчитывай. Я уйду! Предупреждаю сразу и честно.
Нина с тревогой посмотрела на бабушку. На ее застывшее белое лицо, похожее на сметанную маску, которую иногда делала себе мать.
— Честный… — прошептала Юлия Ивановна.
— Уходи! — сказала за стеной мать.
— Муж… Отведала и плюнула!.. Тьфу! Молодец, Тамарочка, — прошептала бабушка и заплакала.
Так они остались одни — четыре женщины. И стали жить без отца.
Он платил алименты на Нину — она вызнала у бабушки, что это такое.
— А на Женю разве не надо? — деловито справилась она.
— Женя не его дочь, — пояснила бабушка. — Так что по закону он не обязан.
— Папа живет по закону? — задумчиво спросила Нина.
Бабушка тихо засмеялась.
Нина сразу взяла на себя основную заботу о маленькой сестре. Не потому, что уже тогда осознала, как трудно придется матери — одной тянуть на себе дом, а потому, что ей было интересно. И тотчас занялась двухлетней Женей. Возвращаясь из школы, Нина торопливо обедала и бросалась к сестре.
— Ешь по-человечески! Не глотай, как крокодил! — сердилась бабушка.
Малышка уже нетерпеливо ждала Нину. И начиналась любимая игра.
— Ты сегодня будешь белочкой, хочешь? — предлагала Нина.
Женька преданно кивала, глядя сестре в лицо.
— А я сегодня буду медвежонком, — фантазировала Нина дальше. — Вот идет себе медвежонок по лесу… — И она становилась на четвереньки. — А навстречу ему белочка. Жень, ну давай, иди! И говорит ему…
Так играть девчонки могли часами, никому не мешая. Бабушка посматривала на Нину с благодарностью.
— Звездочки вы мои ясные, — часто говорила бабушка и прижимала к себе Нинину голову с такими же двумя тяжелыми темными косами, какие были когда-то у нее, ростовской девчонки Юльки.