Неждана
Шрифт:
Зато уж весной… Беда будет весной страшная, запылает родна земля от южных границ до самого терема.
Поди, ничем уже не остановишь. Чай, добрался Коркутхан до шатров степных — весь путь его уж Прозор проследил.
Последнего коня у лихих людей в Зеленых Печенках чернявый степняк свел, оттуда до узорных шатров полдня пути. Вряд ли уж что его остановило на той дороге, коли такой сложный путь преодолел до этого.
Только вот все сказывают, что один степняк был — и в Разгуляе, и в Добринке, и на хуторе, и в Архаровке,
Куды ж Славка делась? Или как там ее… Нежданка что ли?
Обманул, видать, девку Коркут, распознал в ней разум ясный да чуйку звериную. Задурил девчонку башку любовями да страстями.
То вторая сложная загадка для Прозора была. Уж много лет ищет он на нее ответ, да никак не находит. Как самые умные девки такими дурами себя кажут, ежели любовь у них случается, али замуж позовут? И по астролябии про звезды читать умеют, к примеру, а замуж за Белояра соглашаются пойти. Вот как?
Ловко просчитал степной змей, что Славка уж придумает, как домой ему добраться.
Наплел девке пустое о вечной любви, сердце разбередил, разум затуманил… А много ли сироте бесприютной надо?
Да, на то все девки ведутся. Даже бабы до старости в те сказочки верят… Вот же дуры божевольные! Легка добыча для разных Звонил. А уж мудозвонов тех нонче развелось… Хоть граблями греби, как яблочну падалицу по осени.
Дальше, поди, спортил девку Коркут да шею ей свернул в придорожных кустах, чтоб обузой в пути не тянула. Правда, не сыскали пока тело нигде, да уж по весне все найдется…
— Там такое! Такое!!! — вытаращив глаза, влетел в покои к Прозору предводитель факельщиков Своерад.
Не звал его сегодня, сам ворвался. Пост на главных воротах без разрешения оставил.
«Да, что уж там такое?» — грозно нахмурился Прозор. Коли пустячное дело, велит наказать за самовольство, чтоб другим неповадно было.
— Вота! — дрожащими руками бросил Своерад на пол кусок рогожки, а сверху шелковый черный мешок поставил.
Не простой мешок, золотом шит, узоры на нем степные, да каменья черные драгоценные сверкают.
Клубок змей что ли в терем прислали? Да, уж точно ничего хорошего покласть вовнутрь не могли. Шнурок витой шелковый уж развязан. По бледной роже Своерада понятно, что под узоры в мешок заглядывал. Значит, не змеи там…
— К городским воротам ночью, видать, подкинули, сыскали мы недавно, — запинаясь Своерад шепчет.
Энто тот самый Своерад, что орет обычно так, что скло в терему звенит?
— Да, что уж там? — мрачно спросил Прозор. — Не томи.
Своерад как прилип к полу, с места не двинется.
Потянул уж сам Прозор шелковый шнурок на мешке, не дождался помощи.
Ой, как сердце прихватило…
Отпрянул Прозор назад, да на лавку сел, испарину с лица рукавом вытер. Не вспомнил про белые расшиты платочки — куды уж энти этикеты Цвелизованные соблюдать, коли тут такое… Далеко нам еще до Цвелизации, ежели вона что в посылках князю шлют.
— Коркут? — прохрипел Прозор. — Его башка?
— Так точно! — уже посмелее доложил Своерад. — Все наши степняка признали.
— Доехал, видать, до шатров, судя по шелкам, — Прозор уж понял. — Свои его… А за что?
Упер он взгляд в стену. Мыслю таку сложную старался до нужного ответа сам докрутить. А Своерад подумал, что с него спрос.
— Не могу знать, — завопил. — Токмо там еще записка была.
— Кака-така записка? — поворотил голову Прозор. — Все уж докладай сразу. Еще что?
— А энто все, — замялся Своерад, снова громкость голоса заметно убавил. — Вона только башка да записка на пергаменте чужими письменами накорябана. Больше ничего и не было.
— Записка где? — устало выдохнул Прозор.
Своерад протянул каку тряпицу, всю кровью черной перемазанную.
— Вона та пергамента, — доложил. — Токма она уж внутри мешка была, да вся заляпана… Не знаю, уж куды таку покласть можно…И держать тяжко — прям руки жжет, ажн через тряпицу.
— На лавку вона клади, — Прозор распорядился. — Да, беги на башню писаря кликай.
Когда писарь в покои Прозора спустился да мертвую голову посреди горницы увидал, первое, что он сделал — в обморок хлопнулся. Прямо — ничком об пол, подхватить не успели.
Распорядился тогда Прозор башку в мешке на мороз нести, прикопать где на дворе в снегу, да никого не подпускать, покуда лекарь из Раздольного не явится, о причинах смерти не доложит.
Ожегу-писаря водой студеной отпоили, к стеночке в углу притулили. Велел ему Прозор пергаменту из мешка читать, больше никто в терему по-степному не кумекает. Только Ожегу Коркут цельный год учил.
Увидал писарь кровищу на пергаменте и снова чуйств лишился. Тогда уж распорядился Прозор бочку с водицей студеной к нему в покои закатить. Из той бочки сразу ковш ледяной воды писарю в рожу плеснули, так он опять в себя вроде пришел.
— Чай, не девка, чтобы по два раза на день в обмороки падать, — пригрозил Ожеге Прозор. — на службе ты у князя, в делах сурьезных покликали помогать. Читай!
Не дослушал его писарь, снова на пол без сознания рухнул.
До чего нежные слуги таперича пошли, — уж по-настоящему разозлился Прозор. Чуть на вершок образованности, и уже все — тонкая душевная организация, обмороки и припадки. И что за молодежь така чахлая родится?
Велел Своераду к ключнице бежать, травы какой забористой попросить, чтобы сильным духом ядреным дух писаря укрепить. Чтоб трава та не позволяла в обмороки падать, а уж, коли упал, чтоб в сознание быстро возвращала.