Нежна и опасна
Шрифт:
Сердце застучало даже раньше, чем я осознала, что ступила на первую ступеньку. Больше я не медлила. Взлетела по изогнутой лестнице и оказалась в небольшой уютной гостиной, явно обставленной женщиной: светлая мебель веселой расцветки, пушистый ковер на полу, шкаф с книгами, ваза на комоде. Вечернего света из окна не хватало, чтобы рассмотреть корешки книг и узор на ковре, но хватало, чтобы не споткнуться в сумраке и не упасть.
В гостиную выходили четыре двери. Я по очереди заглянула в каждую. Две комнаты оказались пустыми — вероятно, будущие детские. В одной — нечто вроде гардероба
Здесь он спал. С Машей. Здесь они любили друг друга. Здесь они зачали ребенка.
На одной тумбочке стояло хрустальное блюдце, в котором поблескивали жемчужные серьги. Там же лежал бальзам для губ и маленький тюбик крема. На другой тумбочке валялись несколько авиационных журналов, зарядка для телефона или планшета, и стояла недопитая бутылка минеральной воды.
Это его сторона кровати.
Я села и вытащила подушку из-под небрежно накинутого покрывала. Поднесла ее к лицу. Да! Это его запах. Не запах туалетной воды или крема для бритья, а запах его тела — тонкий, чистый, родной. Я неловко ткнулась лицом в подушку и здоровой рукой кое-как натянула на себя кусок одеяла. Я буду тут. Пусть меня найдут и убьют. Застрелят, как маму. Плевать.
Беспросветная тоска обрушилась на меня лавиной и погребла под собой. Я еще сильнее вжалась в подушку, потерлась об нее щеками, носом и губами. Побежали слезы. Почему это случилось со мной? Как мне жить дальше?
«Я обезоружена» — запел телефон в кармане.
Я достала его и посмотрела на экран: какой-то незнакомый номер, и, кажется, даже не российский. Я ответила на звонок:
— Да.
— Аня, пожалуйста, уходи оттуда сейчас же, — сказал Молчанов глухим бесцветным голосом.
10. Мы поняли друг друга
— Паша? — я не поверила собственным ушам. — Паша, это ты?
— Это я, — жестко ответил он. — Аня, прошу тебя, вылезай из кровати и уходи из спальни.
— А откуда ты?.. — начала я. — Ты что, видишь меня?!
Я села и посмотрела по сторонам. Тут есть камеры? Но зачем они в спальне? Или… Или весь дом нашпигован камерами слежения? Вот я попалась!
— Да, я тебя вижу, — подтвердил Молчанов и принялся меня отчитывать: — Аня, что ты творишь? Ты сказала, что тебе нравится Кирилл, но мешает мое присутствие — я забрал семью и улетел в Америку. Теперь что не так? Зачем ты залезла в мою кровать? Ты подумала, что будет, если тебя там найдут?
— Ничего не будет. Тебя же тут нет…
— Аня, что у тебя в голове? — тихо спросил Молчанов.
Кажется, я нашла камеру. Над входом в спальню висел кондиционер, а на нем отчетливо виднелся квадратик видеокамеры. Я вылезла из-под одеяла, подошла к двери и встала на цыпочки, глядя вверх. Поднесла телефон к уху:
— У меня в голове ты, Паша. Если бы ты знал, как мне тебя не хватает, как я скучаю по тебе…
— Хватит, — оборвал он. — Чего ты добиваешься? Хочешь, чтобы я бросил Машу и ребенка? Чтобы предал друга? Ты хочешь разрушить все,
— Я хочу быть с тобой, — прошептала я.
Когда мы говорили вживую, я перенимала его манеру вести разговор — намеками и полутонами. Но сейчас, когда я не видела его суровых стальных глаз, я могла и хотела говорить без обиняков.
— Я люблю тебя.
Он замолчал, но я слышала его участившееся дыхание. Я робко улыбнулась в зрачок камеры:
— Я ничего не хочу разрушать — я все знаю, все чувствую и все понимаю. Я готова отдать жизнь за твоего ребенка. Я готова держать Машино платье, когда она будет выходить замуж. Я готова дать Кириллу все, что он захочет. Просто я люблю тебя, Паша, и ничего не могу с этим поделать.
По-моему, он выматерился мимо трубки длинным непристойным ругательством.
— Нет, ты точно ходячее недоразумение, — пробормотал он. — Ты думаешь, мне легко? Ты думаешь, я не…
Снова послышались матерные слова.
— Аня, если ты и правда меня любишь — постарайся меня забыть, — настойчиво сказал он. — У нас не настолько далеко зашло, чтобы ты страдала обо мне день и ночь. Вы с Кириллом неплохая пара. Займись вашими отношениями. Выбрось меня из головы.
Слезы покатились по щекам, но я продолжала смотреть в камеру. Пусть видит мое заплаканное лицо. Пусть оно снится ему в кошмарах.
— Мы поняли друг друга? — спросил он. — Аня! Мы договорились?
— Как скажешь, Паш…
— Сама скажи!
— Да, мы поняли друг друга.
— Выключи свет, иди вниз и умойся. А потом возвращайся к Кириллу. Ты меня слышишь?
Я кивнула.
— Все будет хорошо, — сказал он таким тоном, словно сам в это верил.
Я сделала, как он велел. Погасила свет в спальне, плотно прикрыла дверь и спустилась на первый этаж. Зашла в ванную. Постояла, забыв, что нужно сделать, и вышла обратно. Наткнулась на Кирилла.
— Вот ты где! А я думаю, куда ты пропала?
Я посмотрела на него. В карих глазах сквозила тревога, как будто он чувствовал, что со мной произошло что-то непоправимое. На самом деле это произошло намного раньше — возможно, в тот вечер, когда Молчанов поставил поднос с виноградом на пол, отказавшись отдать его мне в руки. Или когда аккуратно вытер губы салфеткой, бросил ее в стаканчик и ушел из «Старбакса». Или когда поднял свой самолет со взлетно-посадочной полосы Пулково и полетел на запад, прочь от меня. Но всю окончательность принятого им решения я осознала только сейчас.
Он хочет, чтобы я была с Кириллом. Он сказал, что если я люблю его, то должна быть с Кириллом. А я люблю его — поэтому выбора у меня нет. Я буду с Кириллом.
Я шагнула вперед — стремительно и поспешно, чтобы не передумать. Обняла Кирилла одной рукой, привлекла к себе и до боли впилась в его губы. Я просила его об отсрочке, о времени для создания честных и открытых отношений, о том, чтобы наш секс избавился от невидимого, но явственного штампа «клиент и проститутка». Но к чему лукавить? Наш секс всегда будет сексом клиента и проститутки, если я не полюблю Кирилла всей душой. А я не полюблю его.