Нежна и опасна
Шрифт:
— Да, помню.
— Прошло уже больше двух недель, а он так и не приехал.
— Почему? Он прилетал в Москву. Несколько дней возил отца по командировкам, но в Питер заехать не смог. Ничего, скоро увидимся.
Он был совсем рядом! Москва по сравнению с Лос-Анджелесом — на расстоянии протянутой руки. Летал тут по стране, — может, даже над моей головой! — а в Питер не заехал. Не захотел. Не счел нужным.
И правильно сделал.
— Кстати, о Коле, — сказал Кирилл, давая знак официанту, чтобы тот принес счет. — Он уже вернулся из Овсяновки и приступил к работе. Живет у кого-то
— М-м-м, — ответила я.
Мне трудно было перестать думать о Молчанове и переключиться на Колю. Но Кирилл явно ждал от меня каких-то слов.
— Что?
— Ты не хочешь уступить ему свою квартиру? Она недалеко от порта и отлично ему подходит. К тому же какой смысл платить за квартиру, в которой ты не живешь?
И за которую мне нечем больше платить. Еще на один месяц я могу наскрести, а потом все, деньги кончатся. Я мысленно застонала от отчаяния. Теперь, если я захочу уйти от Кирилла, мне придется уходить на улицу. Ну, или к Коле, что не намного лучше.
— Ты прав, — сказала я. — Пусть переезжает в мою квартиру. Я потом попрошу хозяйку переписать договор — уверена, она согласится.
Он заулыбался, взял меня за руку и поцеловал:
— Спасибо. Это много для меня значит.
22. Кохановский на «Коханой»
В этот раз я ступила на палубу «Коханой» не как девушка по вызову, которую можно обыскивать самым оскорбительным способом, а как подруга владельца яхты. Или как подруга сына владельца яхты — я не была уверена, кому она принадлежит: Кириллу, его отцу или, может быть, Маше.
День стоял ветреный и пасмурный. В яхт-клубе на Крестовском острове были заняты почти все причалы. Голые белые мачты синхронно покачивались, и я почувствовала головокружение. Обычно от морской болезни я не страдала, но до этого мне не приходилось попадать в сильную качку.
Кирилл, одетый в стильную синюю ветровку, трикотажные штаны и белые топсайдеры — нескользящие яхтенные туфли, — все никак не мог отвлечься от телефонных звонков. Он ходил по палубе взад-вперед и обсуждал, способен ли кусок рельса фонить так, что весь груз придется утилизировать. А у другого собеседника он добивался ответа, откуда вообще в груз попал кусок радиоактивного рельса.
Чем больше я узнавала о работе Кирилла, тем больше ему сочувствовала. Это не был легкий офисный восьмичасовой труд, это была тяжелая круглосуточная работа. Деньги не падали на Кирилла с неба, он действительно их зарабатывал.
Олег стоял у сходней вместе с капитаном яхты. Они смеялись, курили и, кажется, травили анекдоты.
Я первая заметила новых пассажиров. По причалу твердым размашистым шагом шел мужчина лет шестидесяти, за ним семенила высокая брюнетка с лохматой собачкой, а шествие замыкали трое парней — охранники или помощники. Отца Кирилла я узнала сразу: такой же крепкий и коренастый, с шапкой кудрявых волос — правда, уже поседевших, с полными яркими губами.
Он зашел на борт, поздоровался за руку с капитаном, хлопнул по плечу Олега и обратился ко мне:
— Так, значит, это ты.
Он не спрашивал, он констатировал факт, пристально глядя мне в глаза. Я неуверенно улыбнулась. Скорее всего,
— Болит рука? — спросил он.
У него был приятный баритон. К тому же он обладал явственной темной харизмой. Неудивительно, что, начав с торговли ваучерами и компьютерами, этот человек взошел на вершину власти. Его сын был на него похож, но… как слабая копия. Кирилл был добр, а Борис Михайлович лишь изображал доброту. В его голосе не чувствовалась подлинная забота.
— Ну, так себе. Уже меньше. Скоро заживет.
— Сколько тебе лет? Девятнадцать? Ты молодец, сообразительная. Я хочу поговорить с тобой об этом происшествии, если ты не против. Есть некоторые детали, которые меня интересуют.
Ну вот, еще один! Я рассказывала эту историю нескольким следователям, Кириллу, дедушке, Олегу Игоревичу, а теперь придется повторить ее Борису Михайловичу.
— Конечно, я не против. Я все понимаю.
Он кивнул и направился в каюту, расположенную на носу яхты. Значит, апартаменты наверху занял Кирилл. Охранники пошли за своим боссом, а около нас нарисовалась брюнетка с собачкой. Я узнала девушку — это она выползла из спальни Кирилла в тот вечер, когда я приходила просить у него прощения за свою холодность. Красивая девица модельной внешности.
— Это Ольга Котова, — представил ее Кирилл. — Она моя личная помощница.
«Которую я иногда трахаю», — мысленно продолжила я.
— А этого красавчика зовут Шерри, — сказала Ольга, лаская лохматое существо с глазками-бусинками.
Не устояв перед искушением, я протянула руку, но Шерри злобно оскалился, и я передумала его гладить.
— Куда меня поселили? — спросила Ольга, с тоской оглядываясь на лестницу, ведущую на верхнюю палубу.
— Тебя проводят, — ответил Кирилл, подзывая матроса.
Когда мы устроились в каюте, а капитан неторопливо вывел судно из акватории яхт-клуба, Кирилл сказал:
— Если ты переживаешь из-за Ольги, то у тебя нет причин волноваться. Мы давно уже не встречаемся.
— А вы встречались?
— Да. Несколько месяцев.
Ну надо же, не просто занимались сексом время от времени, а встречались.
— А почему не поженились?
— Я не хотел, — спокойно ответил Кирилл.
Обедали в центральном салоне за массивным дубовым столом. Качка еще больше усилилась, когда мы прошли Кронштадт. Начался мелкий дождик. Тиковый пол поскрипывал, легкие занавеси на окнах колыхались из стороны в сторону. В голове у меня тоже все колыхалось.
Официант принес салат из свежих овощей и куриную грудку с отварным картофелем. Весьма скромный обед, если сравнивать с фуа-гра и лобстерами, которых подавали на яхте Степана. Но там собиралась киношная тусовка, а здесь — политическая элита.
Тон задавал Борис Михайлович. Он цедил белое вино из запотевшего бокала и скрежетал ножом по фарфору, словно находился в глубокой задумчивости. Остальные ели молча, изредка перебрасываясь словом-другим. Кирилл озабоченно посматривал на мою полную тарелку. Поймав ответный взгляд, он тихо спросил: