Нежная буря
Шрифт:
— Приношу вам глубокие соболезнования, детектив Кардинал.
В глазах у врача читалась мольба, словно он кричал: «Помогите! Я не умею этого делать!» Провожая его до двери, Кардинал чуть было не начал его утешать, чуть было не сказал: «Не волнуйтесь, все в порядке».
Санитары двинулись к телу.
— Дадите нам еще несколько минут? — попросил Кардинал.
Кэтрин была рядом с его отцом, она с трудом держалась на ногах от усталости. Кардинал снова опустился на колени по другую сторону от тела. Он сам поразился глубине своего страдания.
— Что он пытался сказать? — спросил он. — Перед тем как уйти. Он пытался
— Он ответил на твои слова.
— А что я говорил?
— Просил прощения. За то, что не дал ему умереть дома.
— И что он сказал?
— Он сказал: «Я дома».
27
Дождь шел всю ночь, не прекратился он и утром. Тяжелые капли шлепались на все, что попадалось им на пути. Но слово «шлепались» тут не очень подходит. Дождь яростно обрушивался на все автомобили, здания и дороги и сразу же замерзал: внутри каждой капли виднелось зерно льда, и упавший холодный шарик мгновенно срастался с обледенелыми ветровыми стеклами и тротуарами.
Машины коммунальных служб посыпали улицы солью до тех пор, пока все мостовые не превратились в черноватое стекло, похрустывающее под ногами, как гравий, и потрескивающее под зимними шинами немногочисленных автомобилей, медленно пробиравшихся по городу, словно в замедленном кино. Под тяжестью льда провода провисали все больше. Столбы линий электропередач вдоль шоссе стояли, наклонившись под всевозможными углами, словно здесь происходили массовые распятия.
К девяти утра электричества не было уже во всем городе. У полицейских и пожарных были аварийные генераторы, но тот, что стоял в управлении полиции, все время норовил заглохнуть, и двое измученных механиков то и дело бегали на крышу, вполголоса ругаясь по-французски.
Чуть позже небо расчистилось, и выглянуло ослепительное солнце. Холодный фронт наконец пришел на смену теплому, но, хотя благодаря этому и прекратился дождь, температура упала до минус двадцати градусов по Цельсию. Лишенные электричества и тепла, жители Алгонкин-Бей подвергались серьезной опасности. Школы переоборудовали под временные общежития, занятия прекратились.
Два человека погибли: мужчина, готовивший обед дома, отравился угарным газом, и еще один человек стал жертвой пожара на Кристи-стрит, возникшего из-за керосинового обогревателя.
Все плановые полицейские операции были приостановлены. Всех сотрудников мобилизовали на поквартирный обход населения: нужно было эвакуировать детей и престарелых в школы. Протестующие вопли Маклеода разносились по всему управлению — от кабинета Шуинара на третьем этаже до тренажерного зала в подвале:
— Я следователь, а не бойскаут, черт побери! Что мы будем делать дальше? Снимать кошек с деревьев?
Кардинал проснулся поздно. Сначала ему показалось, что у него на груди лежит крупная собака, но потом он понял, что это тяжесть отцовской смерти. Он позвонил Шуинару и сообщил ему о случившемся. Шуинар выразил ему свое сочувствие и сказал, что он может оставаться дома сколько потребуется: это время следует провести с семьей, заметил он, словно Кардинал не мог додуматься до этого сам.
И Кардинал решил остаться дома. Он позвонил в похоронное бюро и обо всем договорился, потом связался с братом, жившим в Британской Колумбии, а Кэтрин позвонила Келли.
Супруги Уолкотт каким-то образом ухитрились
Делорм крепко обняла Кардинала, когда он появился в отделе.
— Мне так жаль, — проговорила она. — Обещай, что сразу скажешь мне, если я могу чем-то помочь.
От ее сочувствия у Кардинала сдавило горло, но он нашел в себе силы кивнуть.
Увидев Кардинала, Шуинар удивился, но потом решил воспользоваться случаем и впрячь его и Делорм в работу. Он попытался посвятить их в детали поквартирного обхода, но Кардинал об этом и слышать не хотел. Он повел Шуинара в конференц-зал, куда они решили сложить архивные папки. Вертолет ПДПО доставил пять ящиков документов, касающихся расследования похищений людей активистами ФОК: этим расследованием занимался в свое время Объединенный антитеррористический отряд.
— Все ясно, тебе надо перелопатить гору материалов. Сделай это как можно быстрее, а потом ты нам понадобишься для работы на улицах, как и все остальные.
В комнату заглянул Р. Дж. Кендалл.
— Я просил, чтобы все собрались внизу. Почему вы еще здесь?
Шуинар шагнул к нему:
— Э-э… шеф… вам, видимо, не сообщили… У Кардинала этой ночью умер отец.
Р. Дж. Кендалл поглядел на Шуинара так, словно тот только что вылез из летающей тарелки. Потом посмотрел на Кардинала:
— Это правда?
— Да, сэр.
— Мои соболезнования, — равнодушно произнес Кендалл. — Но раз вы не дома, то извольте спуститься вниз. В городе чрезвычайная ситуация. — И добавил уже менее сердито: — Мне жаль вашего старика. — Он положил руку Кардиналу на плечо. — Можете взять отгул на какое угодно время. Смерть отца — это ужасная потеря.
— Спасибо, шеф. Сейчас я бы предпочел поработать вот над этим.
— Хорошо. Будете работать над чем хотите. Но сейчас мне нужны все, кто есть на месте, — сказал Кендалл и исчез.
— Из службы энергоснабжения Онтарио приехали рассказать нам что к чему, — сообщил Шуинар. — А вообще, оказывается, все не так уж плохо. По крайней мере, у нас есть пончики.
— Почему вечно пончики? — спросила Делорм, пока они спускались по лестнице. — Я разве похожа на человека, который ест пончики? Обещай мне, что застрелишь меня, если я съем хоть один.
Кардинал налил себе черный кофе и сел как можно ближе к выходу.
Приехавший представитель службы энергоснабжения оказался Полом Станчеком, с которым Кардинал когда-то учился в одном классе и о котором он сохранил единственное воспоминание: что Станчек умел великолепно передразнивать учителя истории, мистера Элкина, копируя все, вплоть до австралийского акцента. В те годы Станчек (да, видимо, и сам Кардинал) был желторотым юнцом, даже еще без пушка на щеках. Теперь же это был мужчина ростом сантиметров сто восемьдесят, моржовые усы делали его похожим на шерифа с Дикого Запада.