Нежная буря
Шрифт:
Биком потянулся к ящику стола и вынул тоненькую папку, открыл ее и стал листать, не переставая говорить:
— Я пообщался с разведслужбой, и они сообщили, что не считают это мероприятие вероятной мишенью для террористических групп, которые их интересуют.
Кардинал рассмеялся.
— Что тут смешного? — удивился Биком. — Поделись уж с остальными. — Он вытащил поэтажный план лыжного клуба «Хайлендс» и, расстелив его на столе, стал тыкать в него толстым пальцем. — Я буду дежурить за кулисами. Там есть хорошее местечко, оттуда отлично просматривается весь зал. У Мэнтиса будет парочка телохранителей. Говорят, прежний премьер
— Сколько у вас будет людей? — спросила Делорм.
— Нас будет четверо, включая меня. Поставлю своих сюда, сюда и сюда. Они будут в дверях, а не за столиками. Не все из нас привыкли к дружеским пирушкам с сильными мира сего.
— Думаешь, мы так рвемся на этот чертов банкет? — спросил Кардинал. — Думаешь, нам больше нечем заняться?
Делорм бросила на него взгляд, означавший: «Успокойся».
— Мне все равно, какие у вас там дела, — равнодушно ответил Биком.
Повисла долгая пауза, во время которой Кардинал раздумывал, не правильнее ли будет просто встать и уйти.
— Думаю, вам лучше будет сесть вот за эти столики. — Биком указал на два угловых столика в передней части банкетного зала, стоящих друг напротив друга. — Я должен сегодня сообщить им, куда мы вас посадим, так что если у вас есть какие-то возражения, выкладывайте.
— По-моему, неплохо, — сказала Делорм.
Кардинал пожал плечами:
— Мы будем видеть только заднюю часть помещения.
— Я тоже об этом подумал, — ответил Биком, сворачивая поэтажный план. — Я поговорю с их координатором и сообщу вам, если будут какие-то изменения. Сначала я думал, что вам надо бы дать беспроводные наушники и микрофоны, но Ларош запретил. Сказал, что это уничтожит преимущества присутствия среди гостей полицейских в штатском. Что ж, разумно.
Через несколько минут Биком познакомил их со своими коллегами, которые должны были прийти на мероприятие. Один из них был отставным пожарным, Кардиналу много раз случалось с ним работать. Двое других были совсем юношами: скорее всего, только-только окончили школу.
Когда они ехали обратно в управление, Делорм кратко выразила чувства, которые испытывали они оба:
— Ох уж эта работа. Иногда жалею, что не стала заниматься чем-то более приятным. Например, не пошла в ассенизаторы.
28
Недовольство своей работой и смерть отца понемногу стали сказываться на состоянии Кардинала. Следующие два дня он не появлялся в отделе, всецело отдавшись печальным похоронным процедурам. Была церемония прощания в похоронном зале, и было отпевание в соборе, и была кремация. И Келли, и брат Кардинала хотели прилететь домой, но ледяная буря намертво парализовала аэропорт, и все рейсы в Алгонкин-Бей и из Алгонкин-Бей были отменены. Несмотря на утешения друзей и коллег, несмотря на нежную заботу жены, Кардинал чувствовал, что его подавленность становится все сильнее.
В пятницу он вышел на работу, и Делорм рассказала ему о том, как продвигается расследование. Этот рассказ занял не больше тридцати секунд, потому что никакого продвижения не намечалось. Центр судмедэкспертизы больше ничего не мог им сообщить; повторный опрос соседей доктора Кейтс не дал ничего нового, как и изучение вещей покойного Шекли под микроскопом.
— Послушай, — сказала наконец Делорм, — похоже, в этот раз мы не сможем его
Кардинал закрыл папку. Он готов был швырнуть ее в огонь.
— Ирония судьбы в том, — проговорил он, — что мы все-таки должны тащиться на этот проклятый предвыборный банкет. Это меня бесит.
— Я знаю. Я просила Шуинара снять нас с этого мероприятия, но он отказал.
— Шуинар… Не знаю, что происходит с людьми, когда они становятся начальниками, но происходит это быстро. — Кардинал убрал папку в стол и с грохотом задвинул ящик. — Даже если бы Ларош не был у нас главным подозреваемым, я бы не стал помогать его паршивому кандидату. Из-за Мэнтиса и его проклятого снижения финансирования получилось так, что моего отца, когда он попал в больницу, запихнули в коридор, и он так и пролежал там, пока его не выписали.
Делорм положила теплую руку ему на плечо.
Когда вечером Кардинал и Делорм ехали по черным пустынным улицам, в разных местах у них на глазах взорвались три трансформатора, озарив все вокруг очень красивыми голубыми вспышками.
К западу от Саммер-стрит свет еще был, но уличные фонари сильно покосились. Некоторые сломались и теперь лежали поперек дороги, как поврежденные конечности. Некоторые еще горели. Команды монтеров очищали их от льда. Торговые центры и офисы по обе стороны дороги опустели, и улицы, ведущие на север, были безлюдны. Но к Маршалл-роуд тянулась длинная вереница автомобилей. Похоже, предвыборному мероприятию, затеянному Ларошем, была нипочем даже ледяная буря.
— Невольно задаешься вопросом, — проговорила Делорм, — сколько человек проголосует за премьера, если станет известно, что руководитель его местного избирательного штаба — убийца.
— Кое-кто проголосует. Один американский политик как-то сказал: «Я могу проиграть на нынешних выборах, только если меня застанут в постели с мертвым мальчиком или мертвой девочкой».
— Вот это мне в тебе нравится, Кардинал. Ты во всем умеешь видеть светлую сторону.
Дорога к новому лыжному клубу была так щедро усыпана солью, что казалось, они едут по гравию. Цепочка задних фар змеилась по холмам и исчезала в лесу, медленно ползя вперед, словно гигантский красноватый червь.
Наконец они добрались до грозди светофоров, не работавших из-за обледенения. Здесь же висел большой указатель с надписью «Лыжный клуб „Хайлендс“». Стоя в автомобильной очереди, Кардинал при свете фар успел прочесть то, что было написано на указателе ниже: список компаний, участвовавших в финансировании проекта. Первой стояла «Ларош девелопмент». Под перечнем компаний еще более мелкими буквами сообщалось: «При финансовой поддержке Фонда развития северных территорий».
Кардинал свернул на подъездную аллею. Чтобы машина смогла одолеть подъем, пришлось переключиться на первую передачу. Метров через пятьдесят березы поредели, и перед ними появилась серебристая громада клуба «Хайлендс». Здание состояло из двух секций: треугольный пятиэтажный корпус примыкал к длинному приземистому строению. Растущие рядом кедры придавали этому месту грубоватую деревенскую теплоту, столь ценимую завсегдатаями лыжных клубов, а островерхая крыша сообщала зданию что-то альпийское.