Нежная мятежница (Тревоги любви)
Шрифт:
— Иди сюда, Рослин, — прервал ее размышления Энтони.
— Может быть…
— Ты хочешь ребенка?
— Да, — пролепетала она совсем тихо.
— Тогда иди сюда.
Она медленно, ощущая страх и недоверие, приблизилась. Ей совсем не нравилась его нынешняя холодная и подчеркнуто контролируемая манера поведения. Рослин уже достаточно хорошо знала мужа, чтобы понять, какой сильный гнев может скрываться под этим видимым спокойствием. И все же по мере того, как она приближалась к нему, сердце билось не только от страха. Сейчас они займутся любовью! Как и где — в общем-то не важно. Тем не менее, подумав об этом, она посмотрела сначала на кровать и лишь потом перевела взгляд на шезлонг. Этот предмет
Поздно. Она уже достаточно близко подошла к Энтони, чтобы тот смог достать до нее руками и притянуть к себе. Рослин хотела присесть на краешек шезлонга лицом к нему, но у мужа, как выяснилось, были иные планы. Он так сумел направить ее движения, что она неожиданно для себя оказалась сидящей спиной к нему у него в ногах. Он ее видел, а она его теперь нет. Нервное напряжение от этого еще более возросло. Что собирается делать Энтони?
— Ты неподвижна, будто доска, дорогая. Неужели я должен напоминать, что затеяла все это ты сама.
— Но не в шезлонге же…
— А я не говорил, что мы займемся этим обязательно здесь… Впрочем, и о том, что здесь нельзя, не говорил. Какая, в конце концов, разница где? Главное сейчас — разобраться, смогу ли преуспеть в этой нашей попытке я.
В том положении, в котором находилась Рослин, понять, что он делает для того, чтобы разобраться в этом, и делает ли что-либо вообще, было трудно. Она, правда, почувствовала, как Энтони взял в ладони несколько прядей ее волос. Но она не знала, что он поднес плененные локоны к губам, пощекотал ими свою щеку, не могла видеть, как, наслаждаясь этим, он блаженно закрыл глаза.
— Энтони, я не думаю…
— Тсс! — прошептал он прямо ей в ухо. — Ты и так излишне много обдумываешь каждое свое действие. Попробуй для разнообразия действовать менее рассудочно. Кто знает, может, тебе это понравится.
Рослин затаила дыхание, чувствуя, как Энтони начал осторожно стаскивать халат с ее плеч, затем с рук, как ладони его скользнули по ней до талии и вернулись назад. Как и в те ночи, нежные прикосновения его пальцев ощущались на шее, плечах, руках. Но не могла она не почувствовать и разницы. Даже тогда в карете, когда он измучил ее, то и дело вроде бы случайно касаясь ее, было по-другому. Сейчас она не испытывала ни тепла, ни дрожи, — он как будто выполнял некую повинность. Так вот что значит безразличие, о котором он говорил. О Боже! Нет, это невыносимо. Нельзя же так.
Рослин попыталась встать, но руки мужа тут же легли на ее груди.
— Ты никуда не уйдешь, дорогая. Ты сама явилась сюда со своими дьявольскими условиями, и я их принял. Менять что-либо уже поздно.
Руки Энтони не переставали действовать, пока он говорил. Пальцы сжимали ее груди то сильнее, то неожиданно расслаблялись, наполняя их негой и упругостью. Возможно, сам он ничего особенного при этом и не чувствовал, но о ней этого сказать, конечно, уже было нельзя. Тело подчинялось законам природы. Хотела Рослин того или нет, но она не могла остановить зарождавшейся у нее внутри и подкатывающейся к низу живота горячей волны, которая вызывала приятную дрожь и сладостное предчувствие. Какая разница, испытывает нечто подобное он или нет. Ее желание пробудилось. Да, что-то менять поздно. Кстати, что он имел в виду? То, что у них все заканчивается? Или нет… Надо бы обдумать это…
Но через несколько мгновений думать о чем-то она была уже не в состоянии. Его руки заскользили по ее телу, властно и в то же время необыкновенно нежно лаская. Это были далеко не равнодушные прикосновения, но Рослин была слишком возбуждена, чтобы отметить
— Раздвинь ноги, Рослин, — приказал Энтони, обжигая горячим дыханием ее ухо.
От этих четко произнесенных слов у нее по всему телу пробежали мурашки. Рослин замерла. Но уже через мгновение, почти не дыша, с чуть не выскакивающим из груди сердцем развела колени. Одна рука осталась при этом лежать неподвижно на золотисто-каштановых кудряшках, другая еще выше подняла подол ее ночной рубашки так, что шелк больше не отделял ее груди от его возбуждающих пальцев.
— Шире, Рослин…
Дыхание совсем перехватило. Но выполнить приказ она постаралась на этот раз полностью. Двигая ногами, она постепенно заползла на подогнутые колени Энтони, остановившись лишь тогда, когда уперлась в его бедра и живот. Но ему оказалось недостаточно и этого, и он раздвинул ее ноги своими еще шире. Затем ладонь его быстро скользнула вниз, и Рослин ощутила, как его палец вошел внутрь ее.
Верхняя часть ее тела сама собой резко изогнулась. Из груди вырвался глубокий стон. Руки поднялись над головой. Пальцы лихорадочно уцепились за обшлага его халата. Она задышала тяжело и протяжно, и каждый вздох вызывал вспышку пламени страсти в Энтони. Как ему при этом удается сохранить относительное спокойствие, он и сам не понимал. То, что долго сдерживаться ему не удастся, было очевидно.
— Нет, как видишь, большой разницы, не так ли? — задал он вопрос, достаточно, по его расчетам, жестокий, чтобы возродить угасший в нем гнев. — Здесь. На полу. На кровати. Все равно. Так?
Она прекрасно поняла, что он имеет в виду. Но в ответ смогла лишь отрицательно покачать головой.
— В данный момент, — продолжал Энтони, — я могу заставить тебя отказаться от всех твоих дурацких условий. Ты и сама это прекрасно знаешь. Правильно? — На этот раз ответом было только нечто похожее на жалобное хныканье. — Но я не сделаю этого. Мне хочется, чтобы ты поняла, что означает твой выбор.
Но Рослин уже не могла до конца воспринимать смысл этих, да и любых других слов. Огонь страсти, разожженный мужем, поглощал все мысли и чувства. Не прошли бесследно сладостные минуты и для самого Энтони. Волевые усилия, которыми он сдерживал себя, были на пределе возможностей. Плоть требовала действия. Без какого-либо предупреждения он немного отодвинул ее вперед, слегка приподнял и, заняв нужную позу, резко опустил опять вниз. Она тихонько вскрикнула, инстинктивно ища его руками, и, наконец, обняла за голову. И хрипловатый полустон-полукрик, и движение рук действовали как живительный бальзам. Теперь вся верхняя часть ее тела лежала у него на груди. Он не шевелился, стараясь ощутить каждый дюйм ее бархатной кожи.
Энтони позволил ей и себе этот краткий миг удовольствия, прежде чем напомнить о ее проклятом условии. О, с каким наслаждением он покрыл бы сейчас Рослин поцелуями, показал бы, каким нежным может быть страстно любящий мужчина. Но нет. О Сегодняшнем свидании она должна вспоминать не с удовольствием, а с раздражением. Ей необходимо понять, что означает требовать от мужа только зачатия ребенка, отказывая в любви.
Он развел обнимавшие его руки и положил их на ручки шезлонга, наклонился, вынуждая Рослин выпрямиться, и, вновь резко откинувшись назад, отстранился от нее. Лишь несколько прядей длинных волос продолжали касаться его живота. Она оглянулась. В глазах застыл немой вопрос. Чего она ожидает, он понимал. Рослин думает, что он намерен продолжить любовную игру, но сама не знает, как должна вести себя. Она ждет, что он опять начнет первым и подскажет, что ей нужно делать.