Нежное укрощение ярости
Шрифт:
— Какая же ты, не оторваться, — выдохнул он мне в волосы, подхватил на руки и понес к постели.
Возле постели стоял распотрошенный чемодан.
И я сразу вспомнила, почему мне нельзя быть с ним. Потому что я не подхожу ему, потому что я — игрушка для Скифа на время, кукла, которую надо одеть, раздеть, снова одеть.
Я попыталась слезть с его рук.
Яр уловил перемену в моём настроении и осторожно поставил меня на пол. Он сел на кровать и поставил меня между раздвинутых ног, удерживая перед собой за талию.
Кукла.
Мое сердце, казалось, бьется через раз, и как поломанные часы постоянно показывает неверное время.
«Смотри на меня, Яр, я влюбилась в тебя. — Я смотрела в его темные полные тоски глаза и думала, — Хочешь, я буду рядом, чтобы тебе было уютно и спокойно, хочешь, мы будем смеяться, хочешь, я покажу тебе лес и горы. Милый, чужой человек, сильный, раненый зверь. Я бы гладила тебя, я бы была твоим утешением. Но ты предлагаешь мне…»
Яр дотронулся до моей щеки и вытер слезы.
— Скажи, почему ты говорила, что я тебя обидел. Что тебя растревожило?
Он подхватил меня и усадил к себе на колени. Он прижал меня к себе, носом зарылся в волосы. Я попыталась соскользнуть с его рук, но он только крепче меня прижал. Я слышала, как бьется его сердце.
Оно колотилось, как сумасшедшее.
Яр поцеловал меня в мочку, потом под ушком, затем в шею, по телу разбежались мурашки. И снова с головой накрыла волна возбуждения. Я тяжело дышала. Бедром чувствовала, насколько меня хочет Яр.
Я хотела его так, что внизу все болело и ныло от желания. Моё тело меня предавало. Оно кричало: поддайся, пусть раз, ты же хотела этого. Ты мечтала об этом! Но здесь с ним сейчас я точно знала наперед, не умом, а всей собой, что потом я сломаюсь.
Ведь я точно знала, что не хочу пережить то, что пережила с Игорем. Не хочу больше этого унижения. Холод Яра я не переживу, его уход я не вынесу.
Поэтому я вздохнула поглубже, оттолкнула его, собралась.
— Чемодан, — сказала я уже спокойно. — Почему вместо моего чемодана в каюте непонятно что? Где мои вещи?
— Так вот в чем дело.
Он поставил меня на ноги.
— Это твои новые вещи.
— Мне нужны мои.
— И чем же ты недовольна, позволь узнать? Новыми дорогими вещами, которые я дарю тебе? Серьезно?
Взгляд Яра потемнел. Ноздри расширились. Только что он был со мной так близок, и вот он стал жёстким, неприступным. Я обняла себя за плечи и отошла подальше.
Перепады его настроения очень жестко били по мне. Он сощурил глаза, наблюдая за моими действиями, словно хищник за добычей.
В нем шла борьба. Но что боролось с чем — я не знаю. Исход борьбы стал ясен мгновение спустя, когда он сказал холодно:
— Ты будешь носить эти. Я — твой работодатель и мне определять твой дресс-код на работе. Здесь все подобрано по твоему размеру.
Сам его тон был оскорблением. А его слова лишний раз подтвердили, что
И как он меня чуть не трахнул в моем не брендовом шмотье. Это я уже взъелась.
— Вещи, как и цветы, выбирала ваша секретарша или ваша дама, на чей вкус мне ориентироваться? — съязвила я.
— Цветы, как и вещи, выбирал я сам, — сказал, как отрезал.
Между нами повисла тишина. Очень громкая тишина, будто мы оба кричали, только не было слышно ни звука.
А затем Яр сказал. Тоном, не терпящим возражений:
— Вечером ты обязана присутствовать на общем ужине. На каждом ужине все две недели.
— Мне не нужны твои подачки! Не нужно из меня делать игрушку! Забери к черту свои роскошные шмотки, одевай кого-нибудь другого! Я здесь для твоего сына, а не для тебя! Слышишь, не для тебя! и не обязана приходить на ужин к тебе, — я не могла сдержать обиды, злости, его тона, его отстранённости и холодности.
Мне было больно.
Он за один шаг молниеносно оказался рядом со мной.
На его скулах ходили желваки, мне казалось, он меня сейчас растерзает, уничтожит. В глазах плескалась ярость, он меня пугал.
Я опустила глаза, сжалась, и потекли слезы. Ещё мгновение, и Яр исчез. Хлопнула дверь каюты, я осталась одна.
На полу осталась лежать сверток в подарочной бумаге, перевязанный лентой. Под бантом в маленькой открыточке стояло: «Маргарите».
Всхлипывая и размазывая слезы по лицу, я взяла его, развязала ленту, убрала бумагу.
И ахнула.
Джейн Остин «Гордость и предубеждение»! Редкое дорогущее издание. Та самая книга, на которую я облизывалась в книго-кафе. Боже! Яр!
Но как он это сделал, откуда узнал? Выходит, что озадачился и постарался узнать? То, что я люблю, то, что мне важно — он захотел это узнать. И вот.
Я погладила книгу.
Он, что, проник в мои мысли настолько?
Так почему же это все: чемодан, тон, приказы?
Вопросы, вопросы.
Глава 23. Отказ за отказом
Он шел к себе и злился. На себя. Потому что не сдержался. Снесло крышу. От глаз, от близости, от ее глаз. С ней его заливало чувствами, с ней его качало на волнах.
Живой. Злой.
Он же обещал себе, что убережет ее от себя!
Но еще его совершенно нелогично злили ее отказы. Она же буквально тает в его руках, горячая, безудержная в своих ответах на его поцелуи и ласки. И при этом умудряется остановиться, и это равноценно тому, что полыхающий костер заливать ледяной водой.
Секс он ей предложил в первый раз, согласен, он был неправ, просчитался. Привык, что девицы на деньги и статус клюют и тут же на все готовы. Работу ей предложил, отвергла его роскошное предложение.