Нежность к ревущему зверю
Шрифт:
Это было самым неожиданным из всего, что он услышал.
После катастрофы «семерки» на коллегии министерства разбирался вопрос о целесообразности дальнейших испытаний С-14, высказывались сомнения о верности самой «идеологии» конструкции, которая-де не радует пока ожидаемыми летно-техническими данными. Возобновление работы после длительного запрета значило, во-первых, что Соколову не просто было убедить коллегию дать «добро» на доводку самолета; во-вторых, от результатов испытаний «девятки» зависит не только авторитет КБ Соколова, но, что на порядок важнее, сроки запуска в серию первого сверхзвукового самолета подобного класса.
Если в такой ситуации Данилов назначил ведущим летчиком С-14 Лютрова, а не того же Долотова, обладающего несомненно большим опытом работы на машине, то причиной тому или какие-то особые соображения начальника отдела летных испытаний, или не обошлось без доброжелателей.
– Ты руку приложил? – спросил Лютров Гая.
– Бог с тобой, Леша! Ни сном ни духом! – ореховые глаза Гая погрустнели. – Ты что, не знаешь Данилова? Он то едва шевелится, шага не ступит без «расширенного заседания», а те вдруг бац – «примите к сведению, Донат Кузьмич»… Кстати, а почему бы и нет?
На недолгом совещании перед отлетом Разумихин объявил, что все присутствующие, в том числе «эти трамтарарам, бракоделы-двигателисты», пришли к заключению, что после установки нового стыковочного хомута машину надлежит перегнать на аэродром базирования и поставить для смены двигателей. А поскольку у экипажа нет возражений, командиру корабля предоставляется право определить время отлета после окончания ремонтных работ.
Сразу же после совещания Разумихин, Данилов, Гай и несколько представителей завода отправились к ожидавшему их ИЛ-14.
Во все времена были люди, принимавшие на свои плечи такое бремя ответственности, которое оставляло позади опасения за собственную жизнь. Военные хроники берегут многие примеры, когда распоряжающийся боем человек забывает о себе, осознанно преступая черту самосохранения, понимая, насколько важнее исход сражения в сравнении с его собственной жизнью.
Лютров не мог не понимать, что ему поручили именно такую работу. Не потому, что С-14 более грозил его жизни, чем все самолеты, которые он испытывал до сих пор. На его плечах впервые оказалась не только ноша летчика-испытателя, но и нелегкий груз неудач, проклятием преследующих машину. Вместо того чтобы высвободить КБ для следующего шага вперед, С-14 загораживает продвижение вперед, заставляет топтаться на месте серийный завод, лишенный возможности собирать стоящие на стапелях машины без тех доработок, которые должны быть испытаны на «девятке».
Обо всем этом думал Лютров и на стоянке С-44, где под бдительным оком Углина и Тасманова работали механики, и по пути в здание управления полетами, где нужно было сделать заявку на вылет, и в комнате синоптиков, где ему давали прогнозы погоды на завтра.
Чтобы попасть в гостиницу, ему нужно было пройти через зал ожидания аэропорта: гостиница стояла по другую сторону вокзальной площади.
Народу в зале ожидания было немного. У двойных стеклянных дверей выхода на привокзальную площадь Лютров столкнулся с ребятами из экипажа.
– Леша, перекусить не желаешь? – спросил Карауш.
– Вы ужинать? А куда?
– Здесь на втором этаже классный ресторан! Шашлык, цыплята, телятина… Почти как в Одессе.
– Хорошо, я только загляну в гостиницу, вымоюсь.
– Вылет на когда? – спросил Саетгиреев.
– На завтра, если все будет в порядке.
– По холодку?.. А то полоса в обрез, – сказал Чернорай.
– Полосу отремонтируют, я узнавал.
– Ну, мы пошли, – сказал Карауш.
Они двинулись к широкой ажурной лестнице на второй этаж, а Лютров, шагнув было к выходу, почувствовал на руке выше локтя чьи-то цепкие пальцы. Еще не разглядев, кто это, услышал:
– Проводите меня в камеру хранения, а?
– Валерия!
– Здравствуйте!
– Здравствуйте! – Лютров немного растерялся и не сразу понял, о чем она просит. – Куда вас проводить?
– В камеру хранения, я чемодан возьму.
– Это где?
– Вот там, через площадь. Я боюсь, там парень… Владька. Он вообразил, что может… командовать. Не хочет, видите ли, чтобы я улетала… А я к маме.
Она смотрела то на Лютрова, то на трех парней, мирно стоявших на углу небольшого зарешеченного здания камеры хранения. Один из троих, маленький, лохматый и горбящийся в блатной манере, бренчал на гитаре, что-то напевал. Двое других с нарочитой ленцой поглядывали по сторонам.
– Эти? – спросил Лютров.
– Ага. Проводите? Я только возьму и обратно… А то самолет через сорок минут.
– Кто же они вам?
– Так… никто. Бывшие друзья.
– А получше в этом городе не нашлось?
Она виновато улыбнулась и отрицательно покачала головой, все плотнее сжимая его руку.
Они прошли через площадь. У входа в камеру хранения Лютров вспомнил, что в последний раз дрался двадцать лет назад, и теперь прикидывал, кого следует уложить первым, если эта троица выкажет кулачные намерения. Решил – гитариста, такие бьют в спину и не всегда кулаками. Валерия торопливо отдала служительнице камеры хранения бляшку, висевшую у нее на пальце, Лютров взял чемодан, уже знакомый, синий в белую клетку, и они направились в обратный путь. Троица стояла лицом к ним, дружно засунув руки в карманы, гитара висела за спиной музыканта. Круглоголовый парень, в черно-красной капроновой куртке, сизых брюках и аляповатых башмаках на толстой подошве что-то говорил, не глядя на друзей. Музыкант, сощурившись, смотрел на Лютрова ничего не выражающим бараньим взглядом и отрицательно покачивал головой.
– Ага, боятся, шепнула Валерия, – и Владька тоже.
– Какой это?
– В куртке… Он у них хороводит. А этот, с гитарой, Митрофан, противный, как жаба.
Они вошли в зал, девушка выбрала место поближе к трем, старательно потевшим в новеньких мундирах, сержантам кавказского вида, увлеченно игравшим в нарды, и облегченно выдохнула:
– Ух… Вот спасибо вам!
– Не за что, – ответил Лютров, вглядываясь в побледневшее от волнения лицо девушки.
Теперь он мог рассмотреть ее. Он не помнил, чтобы ему доводилось видеть столь же законченно прекрасное лицо. «Господи, да откуда ты такая?» – говорил себе Лютров, не решаясь ни уйти, ни остаться.
Она, видимо, заметила его удивление и его растерянность и улыбнулась – впервые для него – дружески.
– Вы летчик? – она посмотрела на его кожаную куртку. – Мне тетя Маша говорила, А я не с вами полечу?
– На нашем самолете не возят пассажиров. Да и не попадете вы с нами в Энск.
– Откуда вы знаете, что я в Энск?
– Тетя Маша говорила.
Вот и первая шутка. Невесть какая, но была достаточной, чтобы их рассмешить. Лютров присел в кресло рядом.
– Я знаю. Вы прилетели на том, на большом?