Нежность
Шрифт:
Уилфрид Мейнелл подошел к Фриде, стоящей у окна, и справился о ее самочувствии. Она сморгнула слезу и объяснила, что возле огня ее клонит в сон. Изгнанник видел, как бедный Мейнелл дергает себя за короткую седую бороду, не в силах развеселить златовласую дочь немецкого барона – столь же растерянный, как если бы к нему в гости заглянула тевтонская богиня.
На помощь тут же пришла Виола. Она сказала Фриде – как бы между делом, но ободряюще, – что большая часть семьи сегодня после обеда возвращается в Лондон. Они были ужасно рады познакомиться с новыми обитателями «Колонии», но остаться не могут. Фрида и Лоуренс обретут тишину и покой. Сама Виола, конечно, останется, как договорились, и завтра
Изгнанник покинул общество Элис, чтобы спасти Виолу от своей жены. Он объявил, что чрезвычайно благодарен за помощь с рукописью. Но про себя знал, что это – сотни рукописных страниц. Может быть, шестьсот. Он обещал Виоле, что «извергнет» все полностью к концу февраля. Он обещал издателю, что в книге не будет гнусных, flagrant [27] описаний любовной страсти, но признался Виоле, что у него с мистером Метьюэном мнения на этот счет могут разойтись. Она кивнула и обещала помечать места, которые, как ей покажется, ему стоит «заново обдумать».
27
Вопиющих (лат.).
К ним подошла через всю комнату Мэделайн, сестра Виолы, с тремя девочками на буксире. Она объяснила гостям, что до недавнего времени вместе с мужем и детьми жила в примитивной хижине под названием Рэкхэм-коттедж на дальнем краю «Колонии», в солнечной низине, под пологом древних дубов. Как раз там, где холеные земли Мейнеллов граничат с клочковатой травой общинного луга.
Изгнанник решил, что Мэделайн тридцать один или тридцать два года. Ее муж, Персиваль Лукас, уменьшительное – Перси, с сентября находился в военном учебном лагере в Эпсоме. Он пошел на военную службу добровольцем. Мэделайн показала гостю фотографию в рамке, стоящую на буфете. Снимок был сделан прошлым летом. «Наша маленькая племянница Мэри фотографировала», – пояснила Виола. На снимке была крикетная команда – точнее, половина команды. В июле Перси Лукас играл в крикет на лужайке, а потом «Мэри, единственная дочь нашей сестры Моники» спросила у мужчин позволения снять их своим новым фотоаппаратом «Брауни».
Постепенно компания принесла несколько стульев и табуреток. Позировали расслабленно, без усилия, чтобы сделать приятное девочке, которой очень хотелось их сфотографировать. Она стояла перед мужчинами, робея, сжимая фотоаппарат у пояса, повернув его набок, чтобы заглянуть в расположенный сбоку видоискатель и сделать горизонтальный снимок. Она выбрала композицию кадра и, стараясь не дышать, потянула за рычаг.
Тут Мэделайн отвлеклась на собственных детей, которым тоже чего-то очень хотелось. Виола тем временем сообщила изгнаннику, что «милый Перси», муж Мэделайн, «сама кротость… и такой заботливый, хотя к некоторым вещам немножко равнодушен». Она улыбнулась.
– В самом деле? – отозвался гость.
Она искала слов, продолжая лучезарно улыбаться:
– Немножко… витает в облаках, наверное, можно так о нем сказать, витает в облаках в своем собственном мире.
Из ее слов изгнанник понял, что поступок Персиваля Лукаса этим летом, когда весть об объявлении войны достигла Грейтэма, как громом поразил всех Мейнеллов. «Набираем добровольцев! Хочешь, чтобы жена смотрела на тебя с восторгом? Не посрами свою семью!» Все думали, что женатых мужчин, а тем более отцов семейства призывать не будут, хотя регулярная армия на континенте противостоит намного превосходящим силам врага – точнее, они скоро станут намного превосходящими, если не придут десятки тысяч британских новобранцев. Воззвания властей адресовались в основном юношам и молодым холостякам, но Перси Лукас вместе с товарищами по крикетной команде явился в рекрутскую контору сам в первый же день.
– Это был благородный поступок, – сказала Виола. Лицо ее при этом говорило: «Об остальном лучше помолчать».
Вернулась Мэделайн. Она показала гостям, где на фото ее муж. Он сидел на земле с самого краю первого ряда. Высокий, худощавый, но крепкого сложения. Длинные стройные ноги поджаты и целиком попадают в кадр. Поза одновременно сосредоточенная и томная. Лицо красивое, нос с горбинкой, выдающий потомка старинного деревенского рода. Взгляд умный, чувствительный, скрытный. Одна бровь приподнята – может быть, признак, что человек способен к иронии. Тонкие светлые шелковистые волосы – в молодости он был блондином, но с годами потемнел. Он смазывал волосы бриолином и разделял четким пробором.
Изгнанник увидел, что у Перси Лукаса правильные черты лица, он чисто выбрит и непринужденно держится в крикетном фланелевом костюме. Вот цвет английского мужества. Вот человек, чувствующий себя полным хозяином на своей земле, свободный от несуразностей и трений. Судя по виду, он был спокойным, умным бэтсменом, умеющим беречь силы и реагировать инстинктивно. Перси смотрел в объектив фотоаппарата Мэри, как бы говоря: «Я нахожусь именно там, где предназначен находиться. Я могу быть только тут и больше нигде».
Такое ощущение принадлежности к своему месту, правильности, уверенности в почве под ногами казалось изгнаннику чем-то близким к волшебству. Он вернул фотографию Мэделайн, встал и потянулся к вазочке с грецкими орехами.
Колоть орехи оказалось нелегко. Изгнанник чувствовал, как он слаб: маленькие кисти на длинных руках. В нем все непропорционально: руки, нос-картошка, узкий подбородок. В молодости он был гибок и строен, с млечно-белой кожей. А теперь – просто худой и бледный.
Каким человеком надо быть, спросил он себя, чтобы добровольно, очертя голову броситься на войну, куда тебя не зовут и тем более не тащат? Персиваль Лукас либо кровожаден, либо до глупости самоотвержен. Что же именно?
И, начиная с этого утра, загадка Персиваля Лукаса царапала мозг изгнанника. «Сама кротость… И такой заботливый, хотя к некоторым вещам немножко равнодушен. Витает в облаках в своем собственном мире» – так сказала Виола о зяте. Но зачем бежать на войну? От чего именно он убегал? Изгнаннику вдруг показалось, что Персиваль Лукас, которого здесь нет, присутствует на семейном сборище в большей степени, чем все остальные.
И вот так история Англии, чьей-то Англии, замерцала и вспыхнула, ожила в эти, в остальном ничем не примечательные минуты оживленного семейного завтрака в 1915 году. «Англия, моя Англия» – сильный рассказ, пока неведомый даже его автору, который сейчас смеется, щелкает орехи и шутит с Мейнеллами. Мощный отравленный дротик, что скоро полетит в будущее – на много десятилетий в будущее.
Мэделайн Мейнелл Лукас, сестра Виолы и жена Персиваля, добросердечна, хороша собой и, по всем отзывам, сообразительна. Ее родители щедры. Ее дети очаровательны. Семейная жизнь Перси Лукаса, подумал изгнанник, явно была спокойной и на зависть комфортной. У Перси была квартира в Бейзуотере, и время от времени молодая чета перебиралась с лона природы в Лондон. Здесь у Эгберта было полно друзей, того же незадачливого племени, что и он сам: этот баловался живописью, тот пробовал сочинять или лепить, третий музицировал. Эгберту не приходилось скучать97. И еще в его распоряжении был маленький рай – здесь, в Сассексе, во владениях семьи Мэделайн, в уютном домике на залитой солнцем поляне.