Нежный киллер
Шрифт:
— Я быстро! — Настя метнулась из коридора в комнату.
Григорьев смотрел ей вслед. Почему он до сих пор держит ее у себя? Почему не избавился, как от опасной помехи? Он не хотел думать об этом. Одиночество, к которому привык Григорьев, оказалось слишком тяжелой ношей. Эта юная женщина внесла в его дом и в его жизнь столько тепла, радости и света, так не хватавших ему, что он за несколько дней привязался к ней, как к маленькому ребенку, о котором нужно все время заботиться, и уже не представлял, как сможет прийти в дом, где нет Насти. Несколько раз он пытался отказать ей в попытках ночью перелезть с дивана, где
В большом светлом торговом центре они посетили с десяток отделов. Настя выбирала яркие наряды, как на свадьбу. Григорьев разрешил ей не обращать внимания на цены. Они уже купили несколько платьев, юбку с кофточкой, халат, туфли и легкую курточку. С пакетами в руках завернули в отдел нижнего белья.
Настя, набрав несколько ажурных комплектов, скрылась за шторкой.
— Юра, — позвала она через несколько минут стоявшего рядом с примерочной кабинкой Григорьева, — посмотри, пожалуйста.
Он заглянул за шторку. И оказался совсем не готовым к увиденному. Настя стояла на каблуках в черном ажурном гарнитуре, который, не скрывая ничего, лишь подчеркивал все достоинства ее стройной фигуры.
— По-моему, бюстгальтер маловат, — произнесла девушка, разглядывая себя в зеркало, — давит.
Григорьев громко проглотил слюну.
— Или ничего? Пойдет? Как ты думаешь? — Она посмотрела в зеркало на него.
— Я… я не знаю… — промямлил Григорьев и задернул штору.
По дороге домой перед глазами стояла полуобнаженная Настя. Странно, каждое утро он видел ее в своей футболке или рубашке, всегда обращал внимание на фигуру, на стройные ноги, но относился к ней как к юной девочке, а в магазине она предстала перед ним настоящей взрослой женщиной… Но все, о чем он теперь думал, почему-то казалось ему невозможным, словно рядом в кабине сидела не обыкновенная земная девушка, а существо из другого мира. Григорьев посмотрел на нее. Свет и тени с улицы, проникавшие сквозь стекло, скользили по ее лицу, придавая таинственность и делая Настю еще более красивой.
— Давай поужинаем где-нибудь? — предложил Григорьев.
— Давай, — просто согласилась Настя. Она все время молчала, лишь бросала на сидящего за рулем Григорьева короткие задумчивые взгляды.
Он остановил машину возле небольшого кафе, огни которого показались ему уютными.
Они заказали ужин. Потом танцевали. Он обнимал Настю и понимал, что испытывает к ней отнюдь не отцовские и не братские чувства. В его сердце все большую силу набирала не страсть — нежность, очень большая нежность, в которой растворялось желание. И девушка давала ему понять, что понимает это.
Олег не мог сказать точно, в какой момент Настя стала для него больше, чем просто знакомой, больше, чем человеком, которого он спас. Он никак не мог определить ту грань, за которой перестал видеть в своей подопечной смазливую девчушку, а рассмотрел сильную особенную женщину. То, что не сегодня в магазине, — это точно. Возможно, уже в первый вечер у себя на кухне после ее спасения, когда не увидел на лице избитой девушки ни слезинки, и потом в комнате после ванной, когда ощутил силу ее женской притягательности. Наверное, поэтому она до сих пор все еще рядом с ним.
После кафе они прогуливались в мягких вечерних сумерках по освещенной фонарным светом улице. Она держала его под руку. Он молчал. Говорила она. Рассказывала о своей прошлой жизни под Калугой у бабушки. А он думал о том, что после тяжелого дня хочет забыть все плохое и слушать ее еще и еще. И вот так идти…
— Знаешь, я бы хотела гулять и гулять по ночной Москве! — мечтательно посмотрела на первые, еще не яркие звезды Настя.
— Москва как Москва, — пожал плечами Григорьев и пообещал: — Погуляем еще.
— Ты не понимаешь, — девушка в эмоциональном порыве взглянула ему в лицо. — Мне нравится читать книги о Москве, и еще я хочу гулять по ночной Москве. Москва! Какая силища дремлет в тиши ее ночных улиц, в красоте силуэтов ее зданий, в мерцании огней! Дремлет, потому что она никогда не спит. История и современность очень гармонично переплетаются в этом древнем городе, в его домах, улицах, площадях, даря нам лучшее, что есть в России. Неужели ты этого не видишь?
— Ну, мечтательница моя, с книгами понятно. И с ночными прогулками тоже согласен — они являются отдыхом и развлечением, во время которых неплохо думается и мечтается. Хотя Москва мне не очень… Суматошный город. — Он крепко держал ее ладонь в своей руке, будто опасался, что это прекрасное воздушное создание улетит, как только он ослабит пальцы.
— Нет, господин Соколовский, вы не романтик! — хохотнула Настя. — И у тебя дома я не нашла вообще ни одной книги. Ты совсем ничего не читаешь?
— Да все как-то нет времени. Раньше читал, а теперь обхожусь телевизором. В кино можно сходить, если захочется.
— Тут я готова поспорить с тобой. Ни одна экранизация, какая бы она гениальная ни была, не сможет передать все многообразие и смысл написанного произведения. Кроме того, чтение книг заставляет работать воображение, представляя героев по-своему или себя на их месте. Обожаю читать!
— А чего тут спорить. Согласен.
— Еще со школы я знаю, что чтение книг улучшает память, развивает мышление, увеличивает словарный запас, отвлекает от неприятностей, успокаивает нервы.
— Сдаюсь уже! — засмеялся Олег.
— Обещай мне в этом месяце прочитать какую-нибудь книгу, — серьезно потребовала Настя.
— Что-нибудь из Дарьи Донцовой? — продолжал веселиться Олег.
— Какие мы инфантильные! — залилась заразительным смехом Настя. — Мужчинам эта женская муть неинтересна. Прочитай, например, Ремарка.
— Читал все, что у него вышло из печати. Не все понравилось. Но «Три товарища» в юности обожал. Льва Толстого с Достоевским прошу тоже не предлагать — в детстве начитался до интеллектуальной отрыжки. И про войну не надо.
— А что тебе нравится?
— Что-нибудь историческое.
— Ладно. Выберешь сам. Но обещай, что прочтешь!
— Обещаю!
Они вышли на набережную Москвы-реки. Показался краешек луны. Голубоватые блики потекли по ровной поверхности воды. На другом берегу утопали в мягкой вечерней мгле крыши домов, в которых зажигались первые окна. Ночь, окутывая город своим плотным покрывалом, неслышно ступала по улицам, гася в переулках тусклые остатки минувшего дня и расцвечивая яркими огнями кварталы. Земля и небо наполнялись прохладой и покоем.