Нежный киллер
Шрифт:
— Не… у меня настоящее. Ты меня про это не пытай. Он, если захочет, сам тебе все расскажет. Только ты никому…
— Ладно… — голос Насти прозвучал озадаченно. — Так вы познакомились в Чечне?
— Ну да. В горах. Я ведь сирота. За меня никто выкупа не даст. Когда федералы стали нажимать, чеченцы всем отрядом собрались уйти из лагеря и решили от меня избавиться. Олег тогда у них взрывное дело преподавал и учил стрелять. Он ведь снайпер.
— Кто, Юра? То есть… Олег?
— Ну да. Классный снайпер. Его сам Басаев привечал. Да не напрягайся ты так! Потом, может, поймешь.
— А я думала, Юра — спортсмен.
— Спортсмен, конечно. Только его вид спорта — война. Так он за меня заступился тогда. Иначе
— Провел?
— А как же! Олег в Первую чеченскую в российском спецназе служил, потом остался контрактником. Всю спецназовскую тактику знает. Надел форму с капитанскими погонами, отряд переодел в форму чеченской милиции, посадил на машины и — в дорогу. Половину пути до границы с Грузией проехали в открытую. А потом нарвались на заставу десантников, те ни в какую — пропуск давай! Пришлось прорываться…
Олег не стал прерывать излишне откровенного Коляна. Это было и к лучшему: Настя должна была узнать правду, прежде чем принять решение, связывать ли свою жизнь с Григорьевым. Да, все было так, как рассказывал Колян…
…Федералы давили. Беспрерывно меняющаяся обстановка рушила все планы полевых командиров. Фронт сопротивления трещал по швам. Два месяца назад при взрыве машины с боеприпасами погиб Басаев. После ликвидации Масхадова для спецслужб России стало делом чести добраться до Басаева. Перед его уничтожением российские спецслужбы ликвидировали Абдул-Халиба Сайдулаева, так называемого президента Ичкерии. Ликвидация Шамиля Басаева нанесла сильный удар по бандподполью Чечни и отрицательно сказалась на его финансировании. Роты и батальоны боевиков в горах редели. Отдельные полевые командиры еще пытались проявлять активность, но единой организации уже не существовало.
Отряд из пятидесяти «непримиримых» прорывался с боями на юг, в Грузию. Они спешили, потому что по пятам их преследовал отряд «диких» — диверсионно-истребительная команда, собранная из опытных спецназовцев. Федералы очень эффективно научились применять такие команды во Вторую чеченскую кампанию. А «непримиримые» знали, что от «диких» пощады не будет. В самом начале при образовании отряда, тогда еще насчитывающего более двухсот человек, им командовал Алик-бек, опытный вояка, честно отрабатывающий доллары уже вторую чеченскую войну. Когда федералы объявили амнистию, отряд значительно уменьшился. Остались те, кому закон не прощал их преступлений, и некоторые «идейные» бойцы. Алик-бек сумел убедить тех, кто остался, в скором материальном благополучии. Нужно было только добраться до Грузии. Когда напоролись на заслон десантников, Алик-бек получил пулю снайпера в голову. Умер сразу, не успев дать последние приказания. Его сменил Хасан — молодой, амбициозный боевик, не успевший понюхать пороху в Первую чеченскую кампанию, но имеющий очень влиятельных родственников и в Чечне, и в Москве. Хасан прославился своей жестокостью к пленным, да и к своим, решившим сложить оружие. И сейчас поредевший отряд «непримиримых» подчинился Хасану беспрекословно — другого выхода не было: на хвосте плотно сидели федералы.
После налета штурмовиков, когда отряд потерял еще десяток бойцов, Олег начал подумывать об уходе вместе с Коляном. План побега у него уже был готов.
Бросив машины, утомленные и уставшие боевики медленно двигались по лесной тропе, минируя ее и оставляя за собой растяжки. Там, где тропа пробиралась близко к обрыву, лес редел и между деревьев открывалась панорама бесконечных горных хребтов. До конечной цели их похода, казалось, осталось рукой подать. Но угрюмые цепи неровных вершин уходили к горизонту, сливаясь с мутными валами все еще далеких грузинских гор. Пропетляв над обрывом, тропа снова уходила в зеленую чащу, и остроглавые вершины скрывались за деревьями.
День клонился к закату. Погода стала портиться. Низкое непроглядное небо нависло над скалами. Преследователи отстали или потеряли их след. Отряд вышел к ущелью, по сужающемуся дну которого текла река. Тропа уходила в пустоту, теряясь в неровных каменистых краях. Олег глянул вниз. Неприветливостью и холодом пахнуло на него из каменной щели. Внизу таилась зловещая тишина. Казалось, даже ветер старался обойти это место стороной.
Огромный валун лежал возле тропы среди обломков скал. Он был похож на большой могильный камень среди хаотично разбросанных кладбищенских памятников. Нехорошее предчувствие шевельнулось в груди Олега и прошло мурашками по спине.
— Располагаемся на ночлег! — приказал Хасан…
…Тоску нагоняет дождь и унылая серость. Медленно тянется время.
В сентябре ночью холодно в горах. Временами легкий ветер, забирающийся в листву деревьев, мягко шуршит ею, заставляя часовых напрягать слух.
Мучаясь в тревожных предчувствиях, Олег решил написать письмо. День закончился, и с темнотой над горами повисла тишина, предоставляя отступавшим передышку. Подстелив плащ-накидку, Олег устроился на камне, отложив автомат. Спокойная мудрость и красота природы настраивали на лирический лад и почти заставляли забыть, что идет война. Олег включил электрический фонарик, достал из полевой сумки чистый лист, но не сразу взялся за письмо. Кому написать? В тиши леса с запахом опадающей листвы вся его прошлая, такая короткая мирная жизнь казалась доброй сказкой, и самыми светлыми людьми в ней были его родители и сестра. Где они сейчас? Что с ними? Уже год он не давал о себе весточки и ничего не знал о них. Но, почувствовав кожей близкое дыхание смерти, Олег решил написать письмо.
После строк приветствия и положенных «Как вы живете? У меня все нормально…» его мысль вдруг перепрыгнула к событиям сегодняшнего дня, вспомнилась настойчивость, с которой федералы преследовали уходящих боевиков, нанося артиллерийские и авиационные удары. Вспомнились искореженные страхом и болью лица умирающих. «Помолись за меня, мама…» — вывела его рука.
Его размышления прервали приближающиеся голоса. Олег выключил фонарик и смял незаконченное письмо. Подошли двое чеченцев в камуфляжах. Один невысокого роста, плотный — Хасан. Второй повыше — Ахмет, начальник штаба. Грязная черная щетина украшала молодые лица обоих. Олег поднялся.
— Скиф, возьмешь утром разведчиков и вернешься в поселок, — жестко сказал Хасан, обращаясь к Олегу.
— Зачем? — Возвращение сулило много неприятностей.
— За продуктами. Подохнем с голоду! — зло бросил Ахмет. — Федералы думают, что мы побежим в Грузию. А мы их перехитрим — вернемся.
— Ладно. Сколько человек пойдет со мной?
— Пятеро: ты, Бадык и трое хохлов. Поселок этот русский.
— Понятно. Когда выходить?
— С рассветом…
— Пусть Колян пойдет с нами.
— Зачем?
— Хохлы больно жадные и не в меру жестокие. Мне с Бадыком трудно будет с ними справиться, если что. А так — трое на трое. Да и лишний мул не помешает — больше принесем.
— Делай что хочешь, Скиф, но жратва нужна!
Чеченцы ушли, оставив Олега одного. Смятый листок незаконченного письма лежал в кармане. Григорьев поднял глаза к черному небу и прошептал: «Помолись за меня, мама…»
Ранним утром кто-то безжалостно тряс его за плечо. Олег Григорьев очнулся от беспокойного полусна и открыл глаза. Над ним склонилось бородатое лицо, от которого шел тяжелый запах перегара и говяжьей тушенки. «Все это неправда, — пришла первая мысль. — Этого не существует. Это всего лишь неприятный сон». Но Олег узнал в бородатом человеке Бадыка — подручного Ахмета. Реальность была жестока.