Нежный взгляд волчицы. Замок без ключа
Шрифт:
Лень было гадать, автомат это или живая медсестричка. Сварог сказал:
— Ничего освещать не надо, и так сойдет…
Коснулся клавиши, и шар бесшумно пошел вниз. Едва выйдя на крупный золотистый песок, Сварог со сноровкой старого здешнего бывальца снял туфли и носки, зашагал босиком по нагретому за день солнцем песку. Сейчас, когда фонарей поблизости не было, пляж и бухточка исполнились диковатой прелести: безоблачный небосвод усыпан крупными звездами, справа высоко над морем висит полная Селена (она здесь приятного зеленого цвета молодой травы), и по морской глади протянулась чуть мерцающая дорожка зеленоватого света, она входила в бухту и заканчивалась почти у берега. Светло — хоть иголки собирай. Все тени казались едва ли не твердыми, угольно-черными.
— Романтику побоку, будем обустраиваться… — сказал Сварог себе под нос.
И принялся за дело — естественно, не трогаясь с места, не шевеля руками и ни слова не произнося — домашняя магия обходилась без всей этой излишней театральности. Сначала появилось глубокое низкое кресло, в которое он тут же и опустился, рядом возник такой же низкий овальный столик, на котором стояло много хорошего: бутылка «Старого дуба», чеканная серебряная стопка, тарелки с закусками, кувшин светло-вишневого марранского стекла с золотистыми прожилками и высокий стакан ему под стать, пепельница, повторявшая ту, что стояла в его латеранском королевском кабинете, серебряная с янтарными вставками, серебристый диск проигрывателя.
— Вот это — правильный отдых, — прокомментировал Сварог и налил в высокий стакан ежевичного сока.
Глава III
ГОСТЬИ ВЕЧЕРНЕЙ ПОРОЙ
Да, это был правильный отдых! Келимаса в пузатой бутылке понемногу становилось меньше, но именно что понемногу, покойная тишина казалась оглушительной, на душе было благостно, и над песчаным берегом звучал голос Тарины Тареми, высокий, с неповторимой легкой хрипотцой:
Все лебеда и бред, пристанище сует, пристанище сердец, разбитых и уставших от призрачных побед, от неизбывных бед, и от напрасных лет, и от друзей предавших…Казалось, он остался один на всей планете — наедине с океаном, мерцавшим мириадами отражений звезд. Селена за это время передвинулась гораздо левее, как ей и полагалось согласно законам небесной механики, так что теперь зеленовато-золотистая невесомая дорожка пропала из бухты, а густые черные тени от башенок и корабля, соответственно, сдвинулись правее.
Все — суета сует. Я — колокольный бред, поют колокола по без вести пропавшим. А их в помине нет…Сварог давно уже не сводил с Селены задумчивого взгляда. С некоторых пор у него настойчиво кружило в подсознании что-то, связанное и с Селеной, и с небесной механикой, — и оставалось на тех глубинах, где не поддавалось превращению в слова. Иногда это легонько раздражало — но он никак не мог понять, что это за очередная заноза и с чем связана. Знал одно: это всегда было неспроста. Рано или поздно такое всплывало из глубины, и порой это ровным счетом ни к чему не приводило, а иногда кончалось чем-то серьезным и даже кровью. И никогда нельзя определить заранее, чем все кончится. Нужно, коли уж все так обернулось, узнать у Латрока: не способна ли современная медицина извлекать из подсознания…
Он невольно вздрогнул, полностью сбившись с мысли, — совсем не высоко над ним бесшумно прошел большой продолговатый предмет, на миг накрыв черной тенью, прошел от обрыва к бухте. Завис в воздухе над кромкой берега — теперь было ясно, что это брагант, — бортом вперед подлетел к Сварогу и аккуратно опустился на песок уардах в трех от стола. Автопилот такие штучки не откалывает — за клавишами сидел человек, лихой воздушный акробат.
Теперь Сварог прекрасно видел, что брагант межпланетный, скоростной: по борту от носа до кормы — полоса затейливого металлического плетения шириной пару ладоней, на крыше — тройной рядок серебристых призм. Сварог представления не имел, для чего вся эта красота служит, но она составляла неотъемлемую принадлежность именно что межпланетного скоростного браганта. Лунный свет слегка искажал краски, но можно было все же определить, что брагант — вишневый с черным верхом. Именно такую расцветку обожала почему-то одна прекрасно ему известная особа…
Ну так и есть — щелкнула дверца, вылезла Канилла Дегро и направилась к нему, издали улыбаясь во весь рот. Шла она танцующей пляжной походочкой беспечной фланерши с золотых пляжей Кардоталя, да и одета была соответственно: белые шорты, расшитые красными и розовыми коралловыми ветвями, белая блузка с пышными рукавами. Как всякая женщина, драгоценности она любила, но в обычной жизни никогда не представала этакой новогодней елкой: в глубоком вырезе блузки большое ожерелье с немаленькими самоцветами, браслеты на запястьях, вычурные серьги, четыре перстня. Можно было сделать некоторые выводы…
— Здравствуйте, командир, — жизнерадостно сказала Канилла, остановившись у стола. — Присесть позволите?
— Конечно, — сказал Сварог.
Она опустилась в моментально возникшее рядом низкое кресло, в точности такое, как у Сварога, закинула ногу на ногу, внимательно обозрела Сварога и протянула с ноткой разочарования:
— Полное впечатление, что вы нисколечко не удивились…
— С чего бы вдруг? — усмехнулся Сварог. — С самого начала было ясно: если кто-то вопреки запретам все же нагрянет ко мне в гости, то это, к колдунье не ходи, будешь ты, Кани… Келимаса хочешь?
— Когда это гвардейцы отступали перед келимасом? — браво ответила Канилла и достала из воздуха чеканную серебряную стопочку.
Наливая ей умеренную женскую дозу, Сварог поинтересовался:
— Что, опять отыскала способ обойти запреты?
— Ваша школа, командир, я всегда брала с вас пример… — ответила Канилла без тени смущения, отработав на нем одну из своих самых обворожительных улыбок, из тех, что придворных кавалеров разили наповал.
— Оставь эти улыбочки для придворных хлыщей в Латеране, — спокойно сказал Сварог. — Вот кстати… Гаржак тебе еще не устраивал сцен за эту игру глазками-зубками?
— Ни разу, — безмятежно ответила Канилла. — Он умный и прекрасно знает, что я ему храню алмазную верность. Его даже забавляет, когда у хлыщей слюнки на кружевные воротники текут и меня раздевают две дюжины взглядов.
— Что на этот раз придумала? Я насчет твоего нежданного визита.
— А ничего я не придумывала, — сказала Канилла. — Просто-напросто отыскала лазейку… между прочим, ваш любимый метод. Это по восьмому департаменту Диамер-Сонирил огласил строгий запрет: не беспокоить вас ни по каким поводам кому бы то ни было. А для девятого стола такой запрет могла бы дать только Яна, но она ничего подобного не сделала. Что не запрещено, то разрешено. Канцлер Кабинету императрицы не начальник. Единственное, на что он имеет право — в случае долгого вынужденного отсутствия кого-то из начальников, а также императрицы, назначить нового, временного. Что он со мной и проделал. Вот и все его права. Так что я никаких запретов не нарушала по причине их полного отсутствия.