Незнакомцы на мосту
Шрифт:
Судья Байерс. Итак, вы должны единогласно вынести вердикт: виновен или невиновен по пункту 1 обвинения; виновен или невиновен по пункту 2; виновен или невиновен по пункту 3. Полагаю, теперь я рассмотрел все вопросы, как того требует закон.
Судья отпустил запасных присяжных, поблагодарив их от имени суда. Он объявил, что теперь присяжные могут приступить к работе, и секретарь суда выкрикнул:
— Все остаются на местах, пока присяжные отсутствуют.
Было 12 часов 15 минут пополудни.
После того как присяжные удалились, мы сообщили представителям печати о тех комментариях, которые Абель сделал
В ответ на просьбу прокомментировать действия защиты Абель написал тогда следующее: «Я хочу воспользоваться этой возможностью для того, чтобы выразить признательность моим адвокатам, назначенным судом, за то, как они провели защиту. Я хочу поблагодарить их за ту колоссальную работу, которую они проделали для меня, и за проявленные ими при этом профессионализм и способности. Р. И. Абель». Он разрешил репортерам переписать это заявление здесь же в зале суда.
После этого мы сидели и ждали присяжных, на которых теперь легла ответственность за решение данного дела. Позже мы узнали, что старшина присяжных сразу же провел голосование, и, чтобы все себя чувствовали свободно, он провел голосование тайно, использовав для этого бумажные бюллетени. На одиннадцати листках стояло «виновен». Один присяжный проголосовал «невиновен» (по первому пункту обвинения), и вслед за этим началась дискуссия. Прошел час, наступило время ленча. Судебные распорядители проводили присяжных в ресторан «Джо» на противоположной стороне Фултон-стрит.
Часы показывали уже 1 час 15 минут, когда присяжные ушли, так и не приняв окончательного решения. Этот факт говорил о том, что они будут «отсутствовать» некоторое время и что они не единодушны в своем мнении, по крайней мере, в данный момент. И мы могли спокойно отправиться поесть.
Судейские работники отвели Абеля в комнату для арестованных, чтобы он тоже мог пообедать.
В 2 часа 30 минут, то есть через час и пятнадцать минут, присяжные вернулись и возобновили дискуссию. Первое, что они сделали, — это направили судье записку с просьбой прислать три следующих вещественных доказательства: заявление Хэйханена, сделанное сотрудникам ФБР, относительно того, что он не занимался шпионажем; письмо о Квебеке и расшифрованное послание, обнаруженное в разнимающейся пятицентовой монете. Когда об этой просьбе стало известно, это породило массу всевозможных догадок.
В течение всего процесса Абель чем-то старался себя занять. Его руки и ум все время были в работе. Если ом не делал заметок, то обязательно что-то рисовал. Он нарисовал Хэйханена, присяжных, судью Байерса, судебных служителей и обвинителя. Но теперь, когда зал суда почти совсем опустел и действия развертывались за его пределами, делать было абсолютно нечего, и время, по-видимому, тянулось для него мучительно медленно.
Вся его жизнь была полна ожидания, причем иногда такого мучительного. Он ожидал момента
Абель говорил, что каждый человек, находящийся на не-легательном положении, постоянно должен бороться с ощущением, будто весь мир вот-вот раскроет его тайну. Однако полковник умел одолевать свои страхи в течение девяти лет.
Прошел час, затем еще один. Кто-то послал за кофе и последними выпусками вечерних газет. Один корреспондент подошел ко мне сзади и, делая вид, что читает что-то у меня за спиной, прошептал:
— Джим, тебе, пожалуй, надо быть готовым к бегству. Может быть, ты слишком хорошо сделал свое дело, и кто-то этим весьма недоволен.
Ожидать вердикта присяжных — все равно что сидеть у постели умирающего, а на сей раз это было самым тяжелым испытанием в моей практике. Когда часы над пустовавшими местами присяжных показывали 4 часа 30 минут пополудни, наша маленькая группка поневоле начала нервничать, а затем мы вдруг ощутили некоторую надежду: может быть, присяжные зашли в тупик и не могут прийти к единодушному решению? Но мысль о новом процессе, о том, что все придется пережить заново, как-то не воодушевляла нас.
Где-то хлопнула дверь, и я услышал, как кто-то выкрикнул:
— Идут!
Было 4 часа 50 минут. Таким образом, присяжные отсутствовали три с половиной часа. Зал суда быстро наполнился. Теперь все происходило с удивительной быстротой. Секретарь суда Джон Скотт встал. В этот момент он был центральной фигурой. Он обратился к присяжным:
— По делу — «Соединенные Штаты Америки против Рудольфа Абеля» признаете ли вы обвиняемого виновным или невиновным по первому пункту обвинения?
— Виновен.
Трижды секретарь обращался с вопросом к присяжным, и трижды старшина присяжных Даблин провозглашал, что Абель «виновен».
По моей просьбе присяжные были опрошены каждый в отдельности. И еще двенадцать раз в зале суда прозвучало «виновен». Это слово звучало как эхо: виновен, виновен…
Абель сидел все время абсолютно спокойно. Лицо его было неподвижно, а взгляд тверд. Я выступил с предложением отклонить вердикт как «противоречащий доказательствам», но судья Байерс отвел это предложение. Он распорядился, чтобы Абеля снова взяли под стражу, и определил 15 ноября как день объявления приговора. Затем судья в последний раз обратился к присяжным:
— Присяжные освобождаются от выполнения своих обязанностей. Суд благодарит вас за то, что вы с большой тщательностью и вниманием рассмотрели это дело. Быть может, то, что я скажу, и не вызовет у вас большого интереса, но все-таки я хочу, чтобы вы знали, что, если бы я был одним из присяжных, я вынес бы точно такой же вердикт. До свидания, и желаю вам успеха.
Выйдя из зала суда, Томпкинс заявил представителям печати, что «процесс был проведен в соответствии с лучшими традициями американского правосудия». Он сказал, что такого вердикта и следовало ожидать, учитывая неоспоримость приведенных доказательств, а также то, что этим делом Соединенные Штаты Америки нанесли «тяжелый удар советскому шпионажу в нашей стране».