Незнакомец
Шрифт:
Господи, стыд-то какой! Стоит остаться наедине с этими мятыми простынями, и хочется головой о стену удариться! Может, хотя бы тогда пойму, что, чёрт возьми, между нами случилось? Ведь жили же, как приятели, томные взгляды друг другу в спины не бросали… А тут на тебе – одно прикосновение (вполне себе невинное прикосновение!) к его руке и не разберёшься теперь в том беспорядке, что воцарился в душе.
Рычу в голос, дождавшись, когда мой постоялец выйдет из квартиры, утянув следом нетерпеливую собаку, и, миллион раз чертыхнувшись себе под нос, к зеркалу бреду. Всё та же: неприлично нагая, губы припухли, глаза нездорово блестят,
И кому не спится в такую рань? Ванька наверняка до сих пор прячется от меня в своей жутко важной командировке, родители в субботнее утро раньше десяти не встают, а у Пермяковой… У неё роман. Никакой страсти и слабости в коленках, но обороты он набирает стремительно. Того и гляди, последние воспоминания о моём брате развеяться и обаятельный ветеринар прочно обоснует в девичьем сердце. Так может и мне рискнуть? Впервые перестать думать и просто довериться чувствам?
«Ты мне нравишься», звучит в голове осипший голос незнакомца и пока палец выводит на экране ключ блокировки, надоедливые мурашки вновь устраивают забеги по моей коже – то ли от прохладного воздуха комнаты, то ли от одной мысли о том, что мой безымянный сосед вполне сгодится на роль обезболивающей пилюли… Ведь бред! За шесть лет ещё никому не удавалось заставить меня хотя бы на час забыть о Васнецове! А этот… смог.
И минувшей ночью, когда его пальцы гуляли по моему телу, и этим утром, когда брошенные обыденным тоном слова разворотили душу.
– Нравлюсь, – прыскаю, недоверчиво покачав головой, и в ожидании загрузки почтового ящика, закусываю ноготок указательного пальца. – Скажет тоже…
А стоит взглянуть на адресата входящего письма, теряю дар речи, в неверие воззрившись на текст. Сухой, одни факты, ничего личного, а по сути, целая жизнь моего незнакомца! С указанием города проживания, названием улицы, номером квартиры и полным именем его матери. Он же уверен, что Герду ему подарила мать? Ковалевская Ирина Васильевна – цепко выхватываю из строк и, с трудом поборов дрожь в руках, копирую номер её телефона, тут же вставляя его в строку набора.
– Ковалевская Ирина Васильевна, – шепчу, словно боюсь забыть, отсчитывая бесконечные гудки, и, сев прямо на пол, стягиваю с кровати мягкий плюшевый плед, чтобы тут же набросить его на плечи. Ткань тёплая, в комнате духота, а от волнения зябну. Вплоть до того мгновения, пока уха не касается хриплое:
– Слушаю.
Господи, не впервой же, а спустя две недели тщетных поисков и ожидания ответов от клубов, я с трудом умудряюсь собраться. Откашливаюсь в кулачок, зачем-то волосы поправляю, словно она может меня увидеть и осудить за этот непотребный вид, и не в силах и дальше тянуть, тараторю:
– Доброе утро, Ирина Васильевна! Меня зовут Саша. Саша Брагина, – взволнованно, сжимая в кулачке цветастый плед. – Дело в том, что я подобрала на трассе собаку. Сука американского стаффордширского терьера. Собака породная, с клеймом…
– Герда?! – прерывает меня незнакомка и прежде, чем я успеваю вставить хоть
Слава совсем не торопится. Слышу возню, причитания взволнованной женщины, треск от её тяжёлого дыхания и, вполне возможно, капающих на динамик слёз, и уже наперёд знаю, что придерживаться правил в этот раз не стану. Не стану просить выслать фото собаки в щенячьем возрасте, как и не заикнусь о документах, абсолютно уверенная, что попала по адресу. К убитой горем матери, плачущей от счастья уже потому, что какая-то Саша Брагина подобрала любимого питомца её пропавшего ребёнка.
И сама смаргиваю соленые капли, горячей дорожкой скользнувшие по щеке вниз и без предисловий, едва услышав сдержанное мужское «говорите», делюсь своим главным секретом:
– У меня не только ваша собака. С ней в комплекте ещё и хозяин, – и улыбаюсь, немного пьяная от чужого счастья, невольной свидетельницей которого стала этим странным декабрьским утром.
Незнакомец
У меня вся спина взмокла. На улице морозно, пусть и пригревает солнце, руки колет от холода, ведь искать перчатки я не рискнул – собака подгоняла – а от страха, что сегодня всё может закончиться, в пот бросает. Не мёрзну совсем. Тело не мёрзнет, в то время как внутри всё скованно льдом – я её потерять боюсь.
Боюсь потерять не волонтёра, не хозяйку уютной хрущёвки, а женщину, лишь раз уснувшую в моих объятиях. Хрупкую, нежную, краснеющую так часто, что без румянца на скулах она сама на себя непохожа.
А что-то подсказывает мне, что потеряю… Едва вышел из подъезда, подкурил сигарету, оглянулся на её окна и как прострелило – конец. Конец в самом начале, когда от старта и двух шагов не пройдено.
Ведь погонит она меня. Когда осознает, что натворили, когда поймёт, что после случившегося, со мной под одной крышей находиться уже не сможет. Да и кто бы смог? Как прежде уже не будет, а чтобы по-новому – я не тяну. Ну, какой из меня ухажёр? Ни кола, ни двора, ещё и мозги набекрень. Хорош жених, твою мать!
Сплёвываю на землю прилипший к губе табак и болезненно морщусь – вон, сигареты и те на её деньги куплены. Так на что надеяться? Пусть она и другая, ни на кого не похожая, но ведь женщина. А они всё как одна мечтают, чтобы рядом был сильный и уверенный в себе человек. А о какой вере в себя говорить можно, если я не для неё, а в первую очередь для самого себя незнакомец? То-то же.
Слоняюсь по улицам, всё больше убеждаясь, что будущего у нас нет, а когда всё же нахожу в себе силы вернуться в чужой дом, нос щекочет запах яичницы. Чёрт, а ведь завтрак ей обещал!
– Сидеть, – поводок наматываю на дверную ручку, шапку стягиваю с головы, уже машинально кидая её на полку, и принимаюсь сбрасывать ботинки, пока послушная и довольная Герда принюхивается к аромату жареной колбасы, чинно рассевшись на коврике. Голодная, наверное, а мне вот кусок в горло теперь не полезет, потому что женщина, выглянувшая из кухни, как никогда серьёзна и молчалива. Опять в безразмерной кофте, вновь в тёплых плюшевых брюках. Привалилась к стене и глядит, как я неторопливо снимаю куртку, натянутую впопыхах прямо на голую грудь.