Незнакомка с тысячью лиц
Шрифт:
Егор осторожно отступил от окна, поправил штору и вздрогнул от телефонного звонка, как от звука выстрела.
– Да? – почему-то шепотом спросил он.
– Муратов, ты чего шепчешь? Спит, что ли, кто?
Насмешливый Ленкин голос он воспринял как спасение. Пусть насмехается, издевается. Пусть даже просится обратно. Он и этому рад. Лишь бы избавиться от угнетающей душу тишины в доме.
Он звал к себе ночевать Свету, честно звал. Но, видимо, был не очень убедителен. Света отказалась. И после его предложения почему-то перестала ему вовсе звонить. Оскорбилась?
– Нет,
– Ты знаешь, Муратов, – вздохнула она с фальшивой печалью. И тут же голос ее зазвенел обидой: – Твой друг – дрянь, Муратов! Он дрянь и засранец!
Егор промолчал, хотя не мог не признать, что слышать подобное ему очень приятно.
– Хочу назад, – заявила капризная вероломная возлюбленная. – К тебе!
– Ох, Ленка, Ленка… – проговорил Егор, быстро соображая, во что это выльется, если он позволит Ленке у себя немного пожить.
Пустит она снова прочно корни в его доме и в его душе или обойдется? Заявится к нему со всем своим барахлом или ограничится зубной щеткой?
– Егорка, чего молчишь? – Голосок бывшей возлюбленной сделался милым, как у ребенка.
Это был еще один ее излюбленный прием.
– А что я могу тебе сказать, Лен?
Он начал сдаваться. Он понимал это и, кажется, этого хотел. Перспектива провести еще одну одинокую бессонную ночь на широкой кровати в мыслях о трагедии, разыгравшейся в доме напротив, мало его интриговала.
– Можно я к тебе поднимусь?
– А ты где? – опешил Егор.
– У подъезда, Муратов. Стою, синею от холода, мокну и умоляю тебя меня простить и впустить обратно. – И она даже клацнула зубами для наглядности.
– И что, барахло свое все притащила? – посерьезнел он.
– Нет. Не переживай, – хмыкнула она с пониманием. – Только зубная щетка. Но ты знаешь, она всегда со мной.
Что да, то да. Ленка постоянно таскала с собой зубную щетку. И после каждого приема пищи старалась почистить зубки. За внешностью своей и своим здоровьем она следила гораздо тщательнее, чем за моральным обликом.
– Поднимайся, – выдохнул Егор, стараясь, чтобы Ленка поняла это как выдох безысходности, а не как облегчение.
Она позвонила в его квартиру через пару минут, и он заподозрил, что не так уж она и долго мокла. Скорее всего, давно стояла в подъезде.
– Лен, ты? – Он выглянул в глазок и ничего не рассмотрел.
– Да я! Муратов, ты чего, чокнулся?!
Последние слова она произнесла, уже влетая в его квартиру и повисая на его шее. И сразу в доме стало шумно и тесно, будто вместе с Ленкой порог переступила дюжина человек. И неожиданно ему это так понравилось, что уже через полчаса он забыл и о доме напротив, и о трагедии, разыгравшейся там, и о своих страхах за собственную жизнь.
Как в добрые старые времена, они таскали из холодильника продукты на стол, толкались, смеялись, сооружали какие-то немыслимые салатные смеси, варили спагетти, придумывали сложный соус и, пока он кипел, без конца заставляли друг друга пробовать его с кончика толстой деревянной ложки.
– Егорка, я так рада… я так рада, что мы снова вместе! Ты такой… – Она смотрела на него сквозь винный бокал, наполненный до половины красным вином, и славно улыбалась.
– Какой? – Он тоже улыбался ей, стараясь не думать, что последние месяцы она провела где-то, в постели в том числе, с его непутевым другом.
– Ты славный! Ты самый лучший, мой милый! Надеюсь… надеюсь, ты не постелешь мне в гостиной?..
Нет, он малодушно пустил ее на свою койку. И снова все было как раньше. Жаркое удушье, невероятная нега, безграничное счастье, в которое верилось. Все вернулось на свои места.
– Давай все забудем, а? – Ее пальчик привычно рисовал геометрические фигурки на его груди.
– Давай, – сквозь дрему позволил он и крепче прижал ее к себе.
– Я дурная девочка, я знаю, – шептала Ленка. – Но ты… ты у меня святой! И твоей святости нам хватит на двоих. Прости меня… Прости меня, милый…
Он простил ее про себя. Сил говорить не осталось. Он уснул. Спал без сновидений, спокойно, но проснулся все равно от странного неожиданного страха. Или крика? Показалось или нет, что кто-то кричал?!
И зачем он только послушал Ленку и открыл настежь окно спальни? Жарко ей, видите ли, сделалось! Горячая тоже штучка.
Егор осторожно высвободился из ее объятий, слез с кровати и, ежась, подошел к окну, чтобы закрыть его. Взгляд привычно скользнул по старому строению. Все окна темны. Да, там снова с вечера отключили свет. Как раз почти перед Ленкиным приходом.
Все окна темны, кроме одного. Того, что слева от входа. В том окне метался и прыгал огонек зажигалки. И именно оттуда раздавался дикий крик старой пьющей женщины. Крик, который его разбудил и который не был криком сумасшествия из-за частых запоев. Это был крик отчаяния, боли, ужаса.
Затаив дыхание, Егор прильнул к окну, протер заспанные глаза, всмотрелся.
Чертовщина какая-то! Слабый отсвет зажигалки, зажатой в ее руке, не позволял многого рассмотреть. Хорошо просматривалось лицо женщины с широко раскрытым ртом, ее грудь, затянутая в светлую ночную сорочку. Странно, что она вообще у нее имелась. Егор ни разу прежде не видел ее ни в чем, кроме груды каких-то странных тряпок.
И еще тени…
Прыгающие, наступающие, неистово пляшущие тени выхватывал слабый отсвет зажигалки, зажатой в руке пожилой женщины. Егору сделалось так жутко, что он даже рот закрыл ладонью, чтобы не заорать в один голос с женщиной, объятой ужасом.
О чем она думала в тот момент?! Что сходит с ума? Что это ей снится? Кого видела в сгустившейся темноте перед собой? Привидение? Дьявола?
Егор бы тоже мог подумать подобное, если бы не нож, с которым наступал на женщину некто в черных одеждах. Лезвие ножа – очень широкое, показавшееся Егору даже с такого расстояния огромным, – блестело в отсветах крохотного язычка пламени. Убийца, кем бы он ни был, прекрасно знал свое дело. Он не совершал судорожных неумелых движений. Он заставлял отступать женщину в угол, виртуозно поигрывая лезвием у нее перед лицом. И уже в углу, когда ей некуда стало пятиться, напал на нее. Один удар, второй, третий…