Незнакомка с тысячью лиц
Шрифт:
– Вы кому-нибудь об этом рассказывали?
– А то! А толку? Электрики в позу встали, не наш, говорят, грех. Пожарные с полицией шушукались, шушукались и пришли к выводу, что пожар – результат чьей-то халатности. Бредятина! – Настя зло плюнула себе за левое плечо. – А ребят наших даже слушать не стали. Выставили дураками, и все. Мы и решили сами этого лысого словить. А он как сквозь землю провалился, я уже говорила. Ну, а потом, когда нам жилье пообещали да начали потихоньку расселять, чего орать-то? Мы бы с детьми и Серегой в той общаге еще век прожили
– Так что поджигателю вашему вы должны еще и магарыч поставить, так? – скупо улыбнулся Макаров.
Он злился, очень злился на пожарных, на своих коллег, которые не захотели открывать дела по факту поджога. Заведомый глухарь, как ни крути. Не стали поднимать шума, людей расселили. Там у кого-то, по слухам, в городской управе скоро выборы. И тут сразу столько благодарных!
– Магарыч, может, и не стали бы ставить, но… Повторю, не было счастья, да несчастье помогло. – Настя обвела взглядом уютную кухню с новой недорогой мебелью. – Мне даже страшно иногда по утрам просыпаться. Думаю, открою глаза, а я снова в общаге. Конечно, этот лысый – гад из гадов! А если бы кто-нибудь погиб, что тогда? Вдруг кто-нибудь задохнулся бы?! Ночь ведь была! Сволочь он! Вы кушайте, кушайте, Виталий Сергеевич. Когда-то еще придется сегодня покушать! Не женатый, поди?
– Не женатый, – признался Макаров с кривой ухмылкой, и взгляд его скользнул по крепким Настиным грудям.
Его вторая супруга тоже была грудастой. Весьма этим фактом гордилась, делала всевозможные упражнения для поддержания упругости и формы и совершенно не желала ничего слушать о том, чтобы родить ребенка.
– Чтобы у меня сиськи провисли, как у коровы! – возмущалась она.
Настина грудь имела совсем другое предназначение. Она ею детей выкармливала. И мужа своего на ней голубила после того, как он гуляша ее отменного наестся. Простое такое вот, незатейливое человеческое счастье, без которого в этой жизни ну никак.
Он допил чай, поблагодарил радушную хозяйку за угощение и рассказ, вышел в прихожую, глянул на себя в зеркало, недавно вытертое хозяйкиным рукавом.
Он ничего еще был, симпатяга. Высокий, поджарый, русоволосый. Глаза серые, хороший рот, правильной формы нос и скулы. Все в лице его и внешности было правильным. Кроме личной жизни, которая ни в какую не желала складываться. Не получилось у него уютной картинки милого дома с плюшками к чаю, с гуляшом к макаронам, с милой улыбкой на пороге.
– Если вас не затруднит, Настя, может, вы приедете как-нибудь в отдел для составления фоторобота возможного поджигателя? – спросил Макаров, прощаясь.
– Что, заново станете копать про поджог? – Ее взгляд обеспокоенно скользнул по новеньким обоям в полосочку, приготовленным для детской. Только вчера куплены и поставлены в углу прихожей в бумажном мешке. – А дом-то наш не отберут?
– Нет, про поджог не станет никто копать, – пообещал Макаров. – Просто… Кое-что происходит сейчас с вашими бывшими соседями. И мы должны понять, не был ли поджог началом этой странной истории.
– С соседями? – Она наморщила лоб. – Так мы со всеми созваниваемся, все вроде у всех нормально. А кто же? У кого что не так?
Настин взгляд загорелся любопытством.
– Может, эта девушка не жила в вашем общежитии? Может, она жила в соседнем, потому вы и не знаете? – предположил Макаров. – Ольга… Ольга Николаева.
– А-а-а, Олька Колькина! Как же, как же, знаем эту деваху! Да, она из соседней общаги.
Она с облегчением выдохнула, новости, значит, не обошли ее стороной. У ее бывших соседей все в порядке, и от нее никто ничего не скрыл.
– Почему Колькина? – не понял Макаров.
– Так фамилия Николаева! Николай – значит Коля. Николаева – значит Колькина. Там, в общагах-то, у нас у всех прозвища были. Не обидные такие, милые. Меня знаете как звали?
– Как?
– Настя-здрасте! – она рассмеялась. – Я потому что могу за день раз сто поздороваться. Вот так и прозвали.
– Понятно… А что вы можете сказать про Ольгу? Она с кем-нибудь дружила? Встречалась? Жила? Родственники? Может, кто-то ее навещал? Хотя вы, наверное, не знаете, она ведь не в вашем общежитии жила.
– Чего это? – с обидой воскликнула Настя. – Мы там все на виду! И Ольку Колькину мы с бабами прекрасно знаем.
– И что же вы знаете про Ольгу с бабами? – заулыбался ее простоте Макаров.
– Сирота, ни с кем не жила и не встречалась. Никто никогда ее не проводил и не встретил. Всегда одна. Работает где-то. Бабы говорят, чуть ли не начальником! – начала перечислять радушная хозяйка. – Жила скромно. Аккуратная. Бабы говорят, все за собой помоет, вычистит. Нет, хорошая девка, лишнего сказать не могу. А чего натворила-то?
– Пока не могу сказать. Не уверен, – признался Виталий. – Так что с фотороботом, Настя? Приедете?
– Ой, не знаю! – Она закусила нижнюю губу. Глянула на него виновато: – Неохота-то как! Серега узнает, что языком болтала, пришибет. Может, я с бабами поговорю, а? Может, они? Не я одна этого гада лысого видела. Так я поговорю?..
Поговорила. И уже ближе к вечеру, когда Макаров только-только вытянул ноги на своем диване и прикрыл глаза, намереваясь вздремнуть, позвонила по номеру, который он ей оставил.
– Виталий Сергеевич, я так и знала! – зловещим шепотом произнесла Настя. – Все дело в ней!
– В ком? – не сразу понял он, стараясь разогнать дремоту.
– В Ольке Колькиной! В ней загвоздка! Я тут с бабами поговорила, и знаете, что открылось-то?!
– Нет.
– Оказывается, этот лысый следил за ней!
– За Ольгой?! – Сон как рукой смело, Макаров резко сел, свешивая ноги на пол.
– Да! Там у нас Галка одна жила… Ну, хорошая моя знакомая. Она говорит, что несколько раз видела, как этот лысый шел за Олькой к остановке автобусной утром, перед работой ее. А вечером опять же вел ее обратно.