Незнакомка с тысячью лиц
Шрифт:
Он вот всю жизнь только этим и занимается – слушает свой внутренний голос, отличающийся особой осторожностью. Потому и не натворил ошибок. Потому и не женился на длинноногой вертихвостке в свое время, предпочтя ей свою кухарку именно теперь.
Вспомнив о Маше, Геннадий Иванович нежно улыбнулся. Чудо, а не женщина. Милая, нежная, скромная. Ничего не просит, ни о чем не спрашивает. С замиранием сердца ставит крестики в календаре, ожидая чуда. Савельев тоже ждал. Крестиков в календаре не ставил, но ждал. Попытался освободить ее от домашних обязанностей, так
– Я не барыня, Гена. Что я стану делать целый день в этом огромном доме?! В потолок плевать?! Уж когда некогда будет… – И ее смущенный взгляд опускался на ее плоский живот. – И то не знаю, как доверю кухню чужому человеку. Она такого тебе наготовит, что изжога заглодает.
И продолжала целыми днями хлопотать вокруг него. Следить за его питанием, с удвоенным усердием жала ему соки, готовила питательные овощные смеси.
Савельев был, стыдно признаться, так счастлив, что даже страх за душу брал. А вдруг все это исчезнет?! Вдруг перестанет быть таким славным и нежным и превратится в обыденность и серость?
– Нет, Маша не такая, Геннадий Иванович, – утешил его на днях Паша, безошибочно угадав душевную маету хозяина. – Она рабой вашей была, рабой и останется на всю жизнь. Верной и преданной… как я.
Савельев лишь молча кивал и боялся что-либо планировать, что касалось его и Маши. И полностью отдался тому, чего ждал долгие годы.
Чего он ждал?
Он долгие годы ждал краха этого морального урода! Этого вампира, пожирающего людей пачками! Он долгие годы планировал возмездие, способное унизить Георга четвертого. Но вышло даже лучше. Он не унизит его теперь. Он его теперь уничтожит. Он даже следа его не оставит на этой земле. Мерзкого, зловонного!
– Павел, зайди, – позвонил Геннадий Иванович своему помощнику.
Паша зашел в его кабинет через три минуты. Точно был на кухне, с ревностью констатировал Савельев. Маша печет пирожки, и у Пашки очень морда сытая, и пахнет он печеными яблоками.
– Как пироги, Паша? – скупо улыбнулся он.
– Сказочные, Геннадий Иванович. – Помощник улыбнулся широко и беспечно, как ребенок. – Маша – волшебница!
– Что да, то да, – не стал он спорить, вспомнив минувшую ночь.
Казалось бы, все уже перепробовали, отчего он почти лишался рассудка, а оказывалось, что и нет. Что еще есть что-то более прекрасное и неизведанное. Маша и правда волшебница.
– Ладно. К делу, – Савельев ткнул пальцами в пачку фотографий. – Девка у него, Паша.
– Но я не видел даже ее следа, Геннадий Иванович, – обиженно протянул тот.
– Ты и не увидишь. Эта сволочь слишком хитра и осторожна. Лысого уже нет?
– Нет. Он не вернулся с охоты. Туда уезжали вместе, оттуда Георг вернулся один.
– Так я и думал, – кивнул Савельев и забормотал: – Отработанный материал. Стал слишком опасен, потому что начал проявлять инициативу. От таких Георг всегда избавлялся. Да ты помнишь, не мне тебе напоминать.
Паша согласно кивнул.
– Девка точно у него, Паша. Спросишь, откуда я это знаю? – Савельев дождался согласного кивка и продолжил: – Вот, смотри на эти фотографии. Георг изменил привычный маршрут и заехал в аптеку. Что он там покупал? Правильно, средства личной гигиены для женщины. Жене он никогда этого не покупал. К тому же она с дочерью за границей. Заимствовать эти средства личной гигиены из запасов супруги или дочери тоже опасно. Могут заметить и удивиться. Просить о помощи ему некого. И в таких деликатных вопросах он привык обходиться без помощников. Могут возникнуть вопросы у прислуги. Подобное любопытство ему ни к чему. Он покупал все это для Рыжей, поверь мне.
– Согласен, – кивнул Паша и удивился, почему это не пришло ему-то в голову.
– А зачем она ему? Ответь мне, Паша! – Савельев требовательно глянул на помощника.
– Ну… Он думает, что девка знает, где архив.
– Правильно. Она слишком много времени проводила с покойным профессором. Он ей, возможно, многое рассказал. Вывод, Паша?
– Ну… Он думает, что девка знает, где архив, – повторил, как попугай, Паша и покраснел от жалостливого взгляда хозяина. – А что?
– Георг не знает, что архив у нас, Паша! Он еще об этом не знает! И даже не догадывается, что в моих руках все его секреты. Что я теперь владею склепом страшных тайн его благородной фамилии. – На слове «благородной» Савельев зло сплюнул. – И я пока не хочу, чтобы он знал об этом, Паша. Как быть?
Помощник промолчал. Если честно, то он не понимал, почему Георг не должен знать об этом. Кажется, его хозяин только этого и добивался. Зачем же теперь скрывать?
– Вижу недоумение на твоем лице, Павел, – хмыкнул загадочно Савельев. – И хочу пояснить. Во-первых, разоблачение такой значимой фигуры должно произойти публично. Мне нужны зрители, Паша! Много, много зрителей. Столько, сколько их было, когда он высмеял мою находку, оказавшуюся фальшивкой. Было это давно, пару лет назад, но я все еще помню…
Савельев внезапно умолк.
В памяти отчетливо всплыло его публичное унижение, которому его подверг Георгий. Званый ужин по случаю, который он не помнил. Куча местных знаменитостей, еще больше влиятельных людей. Шелка, бриллианты, смокинги. Блистательный был вечер. И тут, в самый разгар торжества, это мерзкое создание завело разговор о недавнем приобретении Савельева. Геннадий Иванович приосанился, насколько это вообще было возможно при его малом росте и неказистом телосложении, и начал хвастаться. И тут…
– Позволю себе опротестовать подлинность вашего приобретения, друг мой, – произнес тогда Георгий и достал из кармана смокинга, сидевшего на нем совершенно бесподобно, какой-то документ.
И начал его зачитывать и демонстрировать подписи именитых экспертов. Сначала были недоуменные взгляды, потом шепот, затем смешки. Савельев еле дождался удобного момента, чтобы покинуть званый ужин. Он был унижен. Растоптан. Свержен со своего пьедестала. В его умении отличить подлинник от фальшивки теперь сомневались. Многие сомневались! Имя завоевать сложно, утратить его можно в одно мгновение. Да…